Вот пришел великан

Он взял у меня рукопись и уважительно оглядел и погладил переплет. Наверное, ему понравился и заголовок повести,- он дважды прочел его шепотом, и "альбатросы" получались у него "альбАтросами". Мы стояли у двери, в которой столкнулись, и я все время ждал, что за нею вот-вот раздастся пышкин смех.

- Тема современная? - спросил "муж". Я молча подтвердил.

- Адрес свой и все такое указали?

- Да-да,- сказал я,- все указано... Вы хотите передать кому-нибудь?

- Да нет, зачем... Посмотрим тут сами,- веско сказал он,- зайдите через месяц ко мне прямо...

Простился я с ним не в меру почтительно. В нем тогда все: и шрам на лице, и детски наивная голубизна глаз, и даже нелепые нарукавники приобрело для меня какое-то - хоть и не до конца постигнутое - обещающее значение, и я вышел из издательства своей нормальной, а не матросской походкой, которой проходил мимо пышки.

Несколько дней я жил неуютно и тревожно,- мне почему-то не хотелось неурочно встретиться с "мужем" во дворе или на улице, и надо было уехать на дальнее озеро. Тогда в спортивном магазине давали шведские кованые крючки и немецкую радужную леску на поводки. Я купил то и другое, и когда выходил из магазина, то возле своей машины увидел "хемингуэйку",- она неловко, перехилясь, держала на руках новый красно-голубой матрац: наверно, ей не удалось втиснуться с ним в автобус, потому что в капиллярах матраца оставался воздух. Она увидела меня издали и отвернулась, но с места не двинулась,- ждала хозяина моего драндулета. Я подошел к нему, открыл заднюю дверцу, а ей сказал: "Кладите, пожалуйста". Я сказал это без всякой иронии и помог ей впихнуть матрац на заднее сиденье.

- Я не знала, что это ваша... А такси нет...

У нее пунцово горели щеки. Я придурковато сказал, что как-нибудь доедем, и это ее подбодрило. Наверно, для того чтобы полностью обрести себя, редактрису, она знакомым мне царапным жестом школьницы дотронулась до вмятины на крыле машины и спросила, где это ее так изувечили. Я сказал, что это не "она", а "он".

- Он?

- Он, "Росинант",- объяснил я, и она с каким-то новым вниманием посмотрела на меня и не очень смело села в машину. Ей, видно, все же хотелось как-нибудь умалить степень моей непрошеной услуги, потому что, как только я включил скорость, она подчеркнуто спросила, почему мой автомобиль подпрыгивает на ровном месте. Я напомнил, что "Росинанту" почти четыреста лет, устал, мол, и похлопал рукой по рулю.

- Теперь понятно,- светски сказала она.- Кстати, вы неосновательно жаловались на меня Владыкину.

- Разве? А кто это? - спросил я.

- Вениамин Григорьевич! - едко сказала она.

- Тот товарищ, что носит нарукавники? - догадался я и поздно сообразил, что сказал это зря. Она высокомерно взглянула на меня и пожала одним плечом, приподняв его к уху, как это делают не по годам серьезные дети. Я понимал, что она хотела выразить этим своим движением, и невольно засмеялся.

- Вы не могли бы побыстрей ехать? - сухо сказала она.

- Вам к издательству? - спросил я.

- Почему? Мне надо домой. На улицу Софьи Перовской, дом десять. Пожалуйста!

- Благодарю вас,- галантно сказал я, и она откинулась на сиденье и вдруг подалась вперед и затаилась: со мной давно ездили два снимка Хемингуэя,- лакированно-красочных и грустных, наклеенных к ветровому стеклу в правой нижней стороне. На одном он был снят рядом с убитым леопардом, а на втором - в лодке. Она смотрела на них с каким-то страдающим напряжением, и я видел, что ей хочется потрогать их мизинцем.

- Где вы это... достали? - спросила она и показала на снимки не рукой, а глазами. Я немного помедлил с ответом,- впереди был красный свет,- потом сказал, что купил их на Кубе. Она недоверчиво усмехнулась, но на меня не взглянула.

- В Гаване,- уточнил я.

- Скажите пожалуйста!

- Я был там дважды,- безразлично сказал я, потому что это была правда.

- Каким, простите, путем?

- Водным. Мы заходили туда сдавать рыбу... Если вас интересует кубинский Дом-музей Хемингуэя в Финка-Вихия, то должен сказать, что это печальное зрелище,- сообщил я, что было тоже правдой.

- Почему?

- Потому, что дом без хозяина...

- Да, пожалуй... И вы написали об этом в своей повести?

- И об этом,- сказал я.

- А еще о чем?

- Об акулах, о крабах с ногами на спине, о бонитах, медузах.

- Вы разве ихтиолог?

- Нет,- сказал я.

- Ну хорошо. А еще о чем?

- А еще о ностальгии... Об огнях Святого Эльма,- бесстрастно сказал я.

- Понимаете, я хочу спросить, каков сюжет вашей вещи, в чем главный смысл ее? - оторопело сказала она. Матрац топорщился на заднем сиденье, и я протянул к нему руку и сказал, что книга не должна походить на эту штуку.

- Не понимаю,- настороженно сказала она.

- Отлично понимаете,- сказал я.- Вы спрашивали о конечной заданности произведения, а я полагаю, что это не двуспальный матрац, смысл и назначение которого предельно выражены для каждого и формой его, и содержанием.

- Очень нелепое сравнение! - сказала она и отвернулась.