Вот пришел великан

Было ясно, что с Певневым у нас не получится гармоничное сосуществование,- он молчаливо отверг мое корректное извинение за невольное вторжение и не назвал cвое имя-отчество, когда я представился ему: сам до того дня я ни разу не видел этого человека, а стало быть, и он меня тоже. Мне был понятен этот его святой неуклюжий протест,- сидеть вдвоем в кабинете - значит, наполовину умалить перед авторами, особенно начинающими, высоту своего редакторского пика, и развернутый от угла к окну стол не будет уже овеян для них неким мистическим значением, хотя местоположение моего стола нe может не подчеркивать мою как бы второстепенную роль в делах этого кабинета. Я предпринял еще одну сомнительную попытку примирения на будущее и с видом парня-рубахи спросил, как у вас обстоят дела с курением,- пепельница на первом столе отсутствовала.

- Я лично не курю и просил бы...

Голос Певнева звучал по-женски. Я сказал, что все понятно. Мне все еще было лихо от своего безобразного "волокушного" ухода под отвратительный сытый хохот Верыванны, и требовалось что-то сделать, чтобы встать в прежний рост перед Иреной и перед самим собой. Теперь у меня был личный рабочий телефон. Я полуотвернулся от Певнева и позвонил Ирене.

- Вас слушают,- неприветливо сказала она.- Алло!

- Добрый день, Альберт Петрович, говорит Кержун,- сказал я.

- Здравствуйте... Николай Гордеевич,- на секунду запнувшись, ответила Ирена.

- Хочу предупредить вас, что с нынешнего дня я перебрался на новое место,- сказал я.

- Вы, кажется, были в творческой командировке?

- В кабинет редакции поэзии,- сказал я.- Номер моего телефона два девять ноль тридцать четыре.

- Это любопытно.

- Так благосклонно соизволило решить начальство, потому что здесь несколько попросторнее,- сказал я не столько ей, сколько Певневу.

- Вот как!

- Теперь такое дело. История слова труперда связана с именем Пушкина. Он называл так княгиню Наталью Степановну Голицыну.

Ирена слушала.

- Вот именно. Просто толстая и глупая бабища,- сказал я.- Она не принимала у себя Пушкина, считая его неприличным. Пижоном того времени, так сказать.

- Я этого не знала,- живо сказала Ирена.

- Так что вы смело можете оставить это слово в своей памяти как вполне правомочное. Конечно, Пушкин произносил его прононсом, на французский лад, но это ведь не меняет сути.

- Очень хорошо, Николай Гордеевич, что вы сообщили мне это вовремя. Такие исправления лучше вносить до корректуры.

- Пожалуйста,- сказал я.- Вы не могли бы навестить меня сегодня вечером?

- Нет, Николай Гордеевич. Этот абзац у вас я опустила полностью, потому что в нем пробивается какая-то рискованная двусмыслица. Может, вы переработаете его, не нарушая идеи?

- Жаль,- сказал я.

- Хорошо. Потом сообщите мне... Всего доброго!

- До свидания,- сказал я.

Январь надвигался на меня как гроза, после которой должно произойти обновление мира, когда в нем останется для меня только восемь простых беспечальных цветов - голубой, синий, зеленый, оранжевый, красный, белый, желтый и фиолетовый, а все остальные - и прежде всего серый - исчезнут! Я ждал и боялся января и себя в нем. Как это все будет? Как я смогу перевернуть обложку журнала и не ослепнуть при виде своей фамилии, не упасть и не закричать о помощи под непомерной тяжестью того неизъяснимо радостного и громадного, что обрушится тогда на меня одного!..

Это именуют по-разному, в зависимости от того, кто вы есть, и каждый называет это для себя исчерпывающе точно: один - везением, второй случайностью, третий - как ему бывает доступно, но оно, независимо от всех эпитетов, в самом деле извечно существует среди нас и ради нас, людей, только место его находится где-то поверх земли, ближе к небу. Оно - это то, что иногда и как бы в последний миг исполняет тайное устремление вашего сердца, и я лично склонен называть это судьбой. Ей, судьбе, было угодно, чтобы тридцатого декабря в одиннадцать часов утра Певнев отлучился из кабинета минутой раньше звонка Ирены.

- Это говорит Альберт,- после моего отзыва сказала она басом, и я понял, что ей весело и рядом никого нет.

- Ты что, один там?

- Да, но могут войти.

- Слушай,- сказала она,- я сейчас насчитала в городе шесть "Росинантов", и все они хуже твоего...

- В десять раз! А ты где? - спросил я.

- Возле центрального универмага. Всем нашим добродетельным семейным дамам твой высокий покровитель неофициально разрешил сегодня и завтра готовиться к встрече Нового года. А поскольку ты одиночка...

- По твоей вине,- перебил я.- Где мне ждать? Она сказала.

- Только сам не выходи из машины, слышишь?

- Да-да, Альберт Петрович, я сейчас же отправлюсь туда, но это займет минут сорок,- сказал я без всякого воодушевления, потому что вошел Певнев.