Вот пришел великан

Четвертинка сидела у меня в правом внутреннем кармане куртки. Временами, на ухабах, она мелодично булькала, и Ирена будто невзначай кренилась к моему плечу и недоуменно прислушивалась, по-детски поднимая брови, но меня ни о чем не спрашивала. Я тоже не спрашивал ее о коробках и пакетах, хотя все время помнил о них и гадал, что там могло быть...

Застряли мы бездарно, прямо у края дороги, когда въезжали в лес,"Росинант" сел днищем на снежный валик, а лопаты с нами не было, и задние колеса, провиснув, свободно пробуксовывали в пожелтевших залоснившихся колейках. Снегу на нашем лесном проселке было немного, по щиколотку, но возле еловых кустов я тонул до коленей. Ветки не помогли. Ирена за рулем тоже: по ее мнению, во мне не хватало лошадиной силы, чтобы стронуть "Росинанта" с места,- он реактивно выл и не двигался ни взад, ни вперед.

- Ты зря огорчаешься,- сказала Ирена, когда я вытряхивал снег из ботинок,- все равно тут лучше, чем там,- показала она в сторону города. Ее изводил неуместный, на мой взгляд, смех, и я заподозрил, что она вряд ли в лад с моими усилиями переключала скорости.- Конечно! Я думала, что ты тащишь его вперед... Как Санчо своего осла... Помнишь?

- Вот заночуем тут, тогда будешь знать,- сказал я.

- Такая придорожная идиллия невозможна,- возразила Ирена,- любой проезжий шофер-общественник обязательно заинтересуется, зачем мы пытались свернуть в лес, сообщит о нашей беде автоинспекции, а она... Тут ведь рядом.

В смехе Ирены пробивалось беспокойство. Я поцеловал ее и пошел на дорогу. Снег падал густо и тихо, и видимость была плохая. Минут через пять мимо меня в город прошел МАЗ, но я не решился поднять руку. "Колхиды" и "Татры" тоже нельзя было останавливать: такими солидными машинами, как правило, управляют пожилые опытные шоферы, которым не объяснишь, что моего "Росинанта" взяло и занесло на обочину. Я, скажем, затормозил неудачно, понятно, а меня развернуло и занесло, потому что снег скользкий, а колеса лысые. Совсем без протектора. Ну вот и занесло. А жена, понимаете, сидит и беспокоится... Нет, это им не скажешь. Из-за помпона на берете. Из-за куртки. Из-за Ирены. Никто из городских не поверит, глядя на нас, что она моя жена. Никто.

И я стал ждать полуторку со стороны города, и хотелось, чтобы она была колхозная. Я ходил по дороге взад и вперед вблизи "Росинанта",- шагах в двадцати он уже не проглядывался в снежной пелене, и тогда становилось тревожно, несмотря на то что меня по-прежнему не покидало ощущение кануна праздника.

Это осталось невыясненным, припомнил меня рыжий владелец "Запорожца" или нет, а я узнал его сразу, как только он застопорил перед "Росинантом" грейдер - трехосную махину, выкрашенную в кроваво-бурый цвет. Красное на снегу - зрелище неприятное, в нем таится что-то отталкивающее и раздражающее, но в тот раз я не испытал ни тошноты, ни головокружения, как это обычно случалось, когда я видел красное на снегу.

- Кукуешь? - крикнул рыжий сквозь гул мотора, и мне подумалось, что эта моя тут встреча с ним сильно отдает злорадной насмешкой судьбы над Волобуем.- Не проскочил?

- Буксует, гад!

- Ну?

- Засел вот, как видишь!

- Чувиху, что ль, волокешь в лес?

- Да нет... Жена, понимаешь, захотела дочурке елочку выбрать,- сказал я.

- Свисти кому-нибудь,- захохотал рыжий.- Залазь, покажешь место, где будете пилить елку!

Я влез к нему в кабину. Он с хвастливой небрежностью, чуть было не ударив "Росинанта" выносными колесами, двинулся в лес, опустив нож до основания.

- А потом столкну на чистое место. Бабец ничего? Или так себе?

- Не знаю... Смотри вперед, а то сосну заденешь,- сказал я.

- Неужели свежак? - азартно изумился он.

- Ну, свежак, свежак,- сказал я.

- Мать его впоперек, тогда тем более незачем домой, раз такое дело с собой! - Грейдер он вел как игрушку по столу.- Пни заметны, так что не страшно,- объяснил он мне.- Говори, где завернуть. Может, вон на поляне за теми кустами? Ни хрена не будет видно, слышь!

Мы были как сообщники по темному сговору, оскорбительному для Ирены, но я ничего не мог поделать, потому что полностью зависел от этой богом подосланной мне бесстыжей рожи, на которой отображалось все что хочешь озорство, мужская поощрительная солидарность и добродушная зависть ко мне. Мы сделали так, как он посоветовал,- развернулись на поляне в стороне от проселка, где зеленой купой темнели кусты можжевельника. Мы объехали их дважды, до дерна счистив снег в отвал от кустов.

- Ну вот тебе и штраса. Подашь тут задом в прогал и...- Лохматый конец фразы рыжий досказал мне на ухо. Я достал четвертинку и всунул ее в карман его телогрейки.

- Больше ни черта нету,- братски заявил я,- получка будет только завтра, понимаешь? Так что ты не обижайся, пожалуйста, добре?

- Да ладно,- сказал он,- у самого-то осталось что-нибудь тяпнуть?

Мне было бессовестно жаль четвертинки, и он это понял.

- Как же ты без гари будешь? Не! Возьми назад. Бери-бери! Ты ж без заправки не справишься...

Я благодарно сказал ему в душе, что он замечательная рыжая сволочь, и нахально забрал четвертинку назад.