Вот пуля пролетела (СИ)

— И что ты скажешь о нём?

— О Жорже? Милый мальчик, — и вдруг запел:

Non pi`u andrai, farfallone amoroso,

Notte e giorno d'intorno girando,

Delle belle turbando il riposo,

Narcisetto, Adoncino d'amor

Пел он недурно, но на последней строке не удержался, и дал петуха.

Я поддержал его:

Мальчик резвый кудрявый, влюбленный

Адонис, женской лаской прельщённый!

И остановился. Главное — остановиться вовремя.

— Это чей перевод? — спросил Давыдов.

— Был у нас в эскадроне поручик Чайков, любил напевать куплеты. Но далее двух строк не шёл.

— А дальше?

— А дальше шальная пуля.

— Барон Геккерен, кстати, сказал, что цыганка нагадала ему пулю от чёрного человека. Со смехом сказал, но чувствуется — опасается.

— Чёрного человека?

— Чёрного человека, — подтвердил Давыдов.

Тут мы приехали, и Денис отправился к себе. Спать.

А я стал размышлять.

Определенно между ПНН и БГ есть симпатия. Она — красавица, молода, полна сил. То ж и БГ. А муж, что муж… Ситуация описана у самого Александра Сергеевича:

Жил-был славный царь Дадон.

С молоду был грозен он

И соседям то и дело

Наносил обиды смело;

Но под старость захотел

Отдохнуть от ратных дел

И покой себе устроить.

Тут соседи беспокоить

Стали старого царя

Пророк. Вот и напророчил. Возраст, когда аукаются излишества молодости, а более всего — умственное напряжение. Депрессия. Со всеми сопутствующими признаками. Жена, понятно, не в восторге.

А есть ведь и другие строки: старый муж, грозный муж… АСП писал «Цыган» в возрасте молодого барона Геккерена, и тридцатисемилетние казались ему стариками. Жизнь порой выкидывает странные штуки. Зрителям развлечение, участникам трагедия. Алеко зарезал любовника жены, зарезал саму жену. Какая уж тут забава? И кровь, кровь… Прадед, Александр Пушкин, свою жену убил. Заподозрил в измене — и убил. По линии Ганнибалов с жёнами тоже получалось очень нехорошо. Шеф как-то сказал, что колода тасуется причудливо, а кровь — великое дело.

Но весь вопрос в том, сама ли тасуется колода, или её кто-то тасует? Кто?

Я последовал примеру Давыдова. Пошёл спать. Иногда во сне видно то, чего не замечаешь наяву.

Но не в этот раз. В этот раз мне снилось, как барон Врангель на белом коне въезжает в Кремль через боровицкие ворота под рокот моторов полусотни танков, стоящих на Красной Площади. Навстречу ему делегация с золотым подносом. А на подносе — голова. Чья? Не разглядеть.

В полдень я провёл смотр: кофейня «Америка» готовилась принять первых клиентов. Мудрить с оформлением я не стал, и велел поклеить на стены обои серии «Вельд». От снежной Аляски до Огненной Земли. На стенах разместились и Ниагарский водопад, и Каньон Дьявола, и Плато Мепл-Уайта, и много чего ещё. В дневном свете все выглядело свежо и ярко, а если включить У-подсветку, то и объемно. В середине двадцать первого века такие обои можно заказать в любой московской лавке, по двенадцать юаней за рулон. А рулона хватает на оклейку сорока квадратных метров. Срок службы — пятнадцать лет, после чего изослой испарится, и карета превратится в тыкву. Ну да, не Сикстинская капелла. Но что вы хотите за двенадцать юаней?

Именно это и хочу. Чтобы осталось предание, но без материального подтверждения. Незачем озадачивать потомков, каким образом технологии три-изо попали на двести лет назад.

Что ж, наклеили аккуратно. Иного я и не ждал: Антуан — идеальный управляющий, такой у него атрибут. Сейчас он работает с персоналом. Нанимает исключительно швейцарцев. И швейцарок, конечно. Мы здесь в России отчаянные патриоты, но одновременно странно верим, что швейцарец человек порядочный и дисциплинированный, в кофий плевать не станет. В отличие от.

Но Антуан и в самом деле отберёт тех, кто не плевать будет, а скрупулезно выполнять протоколы приготовления кофию и рахат-лукума. Пирожные мы решили брать у кондитера с соседней улицы. Трижды в день. Наисвежайшие. Так решил Антуан.

И там, в «Америке», мы с Перовским произвели пробный заказ. Кофий готовил господин Штютц, подавала мадемуазель Штютц. Семейственность.

— Краевский и компания выжидают. Считают, что положение Пушкина таково, что к весне ему либо придется закрыть «Современник», либо соглашаться на долевое участие Краевского и остальных.

— Всё так плохо?