Вот роза... [СИ]

Девочки шли цветной стайкой, подламывая ноги на комках глины по обочинам разбитой поселковой улицы, из-за беленых и крашеных заборов на них смотрели, переговариваясь, женщины, и свистели пацаны. Лора держала Инну под руку, прижимаясь, будто ища защиты, ей казалось, ветерок, свободно гуляющий под широким колоколом короткой юбки, задирает ее так, что всем видны синие трикотажные трусики, запасные от школьной физкультурной формы. Смотрела с тоской на уверенную спину Насти. Та плыла в окружении свиты, и была такой недосягаемо взрослой в обтягивающей прямой юбочке, белых босоножках на платформе, маминых, наверное, и в батнике, точно повторяющем все изгибы крепкой спортивной фигуры. Рыжеватые густые волосы Настя забрала в конский высокий хвост и закрутила кончик блестящим спиральным локоном. Лора тут же пожалела, что сама она волосы распустила, наверняка, торчат во все стороны веником, потому что забыла взять у мамы бигуди, а даже если бы взяла, то не решилась бы крутить, под грозные вопли классной.

В светлых сумерках мелькали стрижи, издалека ворчал трактор и торжествующе, заглушая его железные звуки, щелкал в темной листве соловей. А еще пахло вечерними розами, тоже так — победительно, сильнее, чем гвоздичным одеколоном от комаров, и чем сушеной глинистой пылью, навозом с обочин, и новой густой травой, цвета — как настин батник, сочно-зеленой с яркими пятнами уходящего солнца.

Заходя вместе с Инной в широкие ворота клубного двора, стукая старыми босоножками по тротуару, обходящему стену, и останавливаясь в заднем дворе, где рядами наставлены скамейки без спинок и перед каменной ракушкой-эстрадой — группки ребят в клешеных брюках, Лора, наконец, подумала о главном. Вот он стоит, в приталенной рубашке, распахнутой донизу, в узких сверху, с широкими штанинами, модных брюках. Со своей ярко-русой челкой над синими глазами.

И задохнулась от радостного испуга и уверенности, что все сложится замечательно. Не может быть по-другому в такой волшебный, ослепительный вечер. С танцами.

Через три часа, сидя на жесткой скамейке и слушая, как за побеленным забором невидимый пес таскает гремящую цепку, звенит миской и иногда рычит, подбегая поближе, Лора, изгибая уставшую спину, напряженно отклонялась и думала растерянно и печально о своем радостном настроении. Которое всего каких-то три часа назад.

Насчет времени она знала точно, только что спросила у парня, который сидел рядом, курил и время от времени шарил рукой за спиной Лоры, пытаясь ее приобнять.

— Та десять, — ответил ободряюще, — нормально, как раз медленно если пойдем, успеешь к своей хате. А то, может, вылезешь после в окошко, а? И через забор. Я поймаю.

В подтверждение своей ловкости сплюнул, целясь подальше. Плевок заблестел в луне низкой звездочкой. Лора, отворачиваясь от блеска, отклоняясь от руки, теперь еще и затрясла головой:

— Нет. Ты что, Коля, нет. Нельзя мне. Нам.

— Та, — не поверил Коля, бросил попытки обнять Лору и, сунув руки в карманы, со вздохом вытянул ноги, приваливаясь к стене, — будто вот нельзя. А девки лазили ж. Как поселили вас, так уже два раза лазили. С Костяном и Пачиком бухали винище.

— Ну… — Лора не нашлась, что ответить и подняла руку — посмотреть на свои часики. Вздохнула выразительно:

— Поздно уже…

Коля выплюнул окурок, притоптав его подошвой, потянулся, вытащил руки из карманов и таки обнял Лору, крепко прижимая к своему боку. От него пахло сигаретным дымом и вином. А еще свежим молоком.

— Эх. Ну, ты чего такая деревянная, Ларисочка? А завтра давай на ставок? Скупнемся. Я за тобой на розу приеду, хочешь? Они там пока на автобусе, мы эхх, на мотоцикле как вжарим. У меня брательника мотоцикл, он в армии щас, сказал, вози, Колька девок, пока тебя тоже не забрили. Ну, я чего, я в армию хочу, там стрелять можно. Пашка в Германию попал служить, мамке прислал гипюра три отреза, папане зажигалку лихую. А мне во, смотри.

Он, к Лориному облегчению, убрал руку, покрутил, показывая на среднем пальце толстое кольцо с какими-то буквами на квадратике тусклого металла.

— Чисто золото. С булата перстень. Я думал, купил там, а то они сами делают. В общем, через два года повестка придет и бай-бай, Колян.

Лора встала, одергивая короткую юбку. Шлепнула на руке комара.

— Коль, пойдем, а? А то классная орать начнет.

— Та, — снова не согласился Коля, но встал, галантно свернул руку кольцом, дождался, когда Лора покорно просунет свою и повел ее обочиной, прижимая к распахнутой рубашке, когда оступалась на комках глины.

— Они там ваши, понапилися уже. С Валькой Чумой и Петрухой шофером. Чего улыбаешься? Не веришь? Мы ушли, а там как раз ваша эта бегала, искала другую, что у пацанов надзирает. Ой, где же, ну как ее.

— Галина, — потряслась Лора, — Максимовна? По труду наша учительница.

— А-гы-гы, — соглашаясь, заржал Коля, — потрудилась уже ваша Галина. Петруха налил полстакана бормотухи, ее и повело.

Лора вспомнила деловитую Наденьку, как та собрала вокруг себя разгоряченных танцами девочек и парней, оглядела стремительно и невнимательно: