‒ Простите?
‒ Ну, я хотела через Гранд-Канал!
‒ Ну, Вы можете сойти на следующей станции и пересесть на маршрут на Гранд-Канал, ‒ миролюбиво предложила мама Ры. Наталья перевела взгляд на неё, как бы спрашивая, с чего их проводнице предоставляют защиту, потом в её глазах сверкнуло что-то сродни страху остаться одной в незнакомом городе и, стушевавшись, женщина сказала:
‒ Да нет, ничего. Разок можно и через Адриатику сплавать.
Прибыли в Сан-Марко. Тут уже дамы определённо решили, что нужно капитулировать и как можно скорее. Наталья села на скамейку в церкви, а Ры осторожно подошла к маме и шепнула: «Бежим». Тихо, чтобы не вызывать подозрений, два Штирлица двадцать первого века побежали к боковой двери с надписью «выход», то и дело поглядывая поверх плеч на Наталью. Расстояние отмерялось ударами сердца, тяжёлые двери, казалось, приближались мучительно медленно. И вот, ладони коснулись холодного металла ручек, и… ничего. Двери оказались заперты, а рядом обнаружилась надпись: «Вход и выход осуществляется только через главную дверь».
Побег провалился с треском и грохотом, вполне слышимым во всём Сан-Марко, дёрнутая на себя запертая дверь прогрохотала, выдав незадачливых беглянок.
‒ Ой, а куда это вы? ‒ спросила Наталья, поднимаясь со своего место. Рыкся с мамой переглянулись и обречённо вздохнули.
‒ Да, никуда…
Так прошёл весь день. Ры с мамой могли поговорить с глазу на глаз только когда Наталья уходила в туалет. Всякий раз, когда они уже были готовы в резкой форме высказать ей всё, что они думают о её обществе, что-то заставляло их менять свои планы. Так продолжалось о самого приезда. Вернувшись в Верону дамы распрощались, и до самого отъезда Ры и мама залегли на дно, стараясь не отвечать на телефоны и не подходить к окнам.
Мама приехала. Санни
Как уже говорилось ранее, моя матушка не пропадёт нигде и другим пропасть не даст. Как-то у нас состоялся спор с ребятами с американского континента, которые утверждали: «Если вас забросят в Амазонию, вы сдохнете. Сдохнете, либо вас сожрут!» На что мы ответили, если забросят конкретно нас с Рыксей, то как минимум мы выживем, потом коренное население само построит российское посольство, чтоб выслать нас на родину и убедиться, что мы не вернёмся. А потом, в порыве тоски по дому, я подумала, что окажись в Амазонии моя мама ‒ там бы основалась новая монотеистическая религия вокруг её скромной персоны.
Мама навестила меня в конце марта на одни выходные, и весь её визит можно описать двумя словами: «Мама приехала». Мы договорились встретиться в Милане ‒ это был самый простой маршрут для нас обеих: до Пармы нужно было добираться поездами, а моя прекрасная женщина, наездившаяся в молодости на электричках, дала понять, что больше с общественным транспортом дел иметь не хочет. Я, в общем-то, тоже была не против выехать куда-нибудь из нашего милого городочка. В Милан мама начала собираться за неделю, по моей просьбе она прихватила мне лёгкую одежду, на совсем знойное итальянское лето, которое, впрочем, не торопилось приближаться. Ещё, после успеха русских блинов, я попросила маму привезти что-нибудь вкусненького, например сгущёнки. Не то, чтобы я особенно её любила (пару раз в год на меня накатывает желание есть эту манну небесную ложками, признаю), но вдали от родины начинаешь любить все выверты отечественной культуры хотя бы из-за того, какую реакцию они вызывают у иностранцев.
Без зазрения совести могу сказать, что два килограмма сладостей, которые привезла мама, должны были оказаться пущены на шокирование европейцев и бразильцев, которые вообще воспринимали Россию как преисподнюю. Я предполагала, что вид сгущёнки может их смутить и даже испугать, поэтому на всякий случай решила объяснить, что же это за загадочное sgushoenka, которое я так жду из Москвы. Я принялась объяснять, что это сладость на основе молока и сахара, что это очень вкусно несмотря на внешний вид, который на первый взгляд может вызвать смутные сомнения. Ребята так воодушевились, что сами напрашивались встречать меня с вокзала, когда я вернусь от мамы, чтоб попробовать загадочную русскую сгущёнку.