«А экзамен?» ‒ спросили мы. Координатор замялась, посмотрела на часы и сказала, что ей срочно нужно уезжать в Милан. Мы не стали хватать её за ноги, перекрывать ей путь и всячески пытаться остановить ‒ с итальянцами это не работает ‒ мы просто поблагодарили её и решили дальше разбираться своими силами. У нас перед глазами был наглядный пример ‒ в нашей группе в Москве с нами училась девочка Сандра, приехавшая из Нигерии и почти не говорившая по-русски. В начале каждого модуля она подходила к преподавателю, представлялась, объясняла, что свободно владеет английским и совсем немного ‒ русским, на что преподаватели реагировали очень человечно и давали ей индивидуальное задание. Мы решили, что можем сделать также, и потащились искать наших преподавателей.
Кроме итальянского у нас было три предмета, связанных с историей искусств: история и критика кино, история фотографии и новая история. Первой парой в списке наших предметов была история фотографии. Вот кто в век инстаграма станет кричать на всю улицу, что фотография ‒ это не искусство? Таким человеком стала Ры, однажды за эти слова её будет преследовать разъярённая толпа с фотографиями котиков в профилях, и я не устаю её об этом предупреждать, но тогда гнев её оказался праведным, потому что в аудитории мы не встретили никого. Кафедра преподавателя была пуста, а из колонок под потолком по помещению разливался механический голос, разреженный шумами на фоне. Сама лекция происходила в другой аудитории, но на неё приходило столько человек, что её приходилось транслировать в соседнюю аудиторию. С ужасными помехами. На итальянском. Мы решили подойти к преподавателю позже, а пока попытаться хотя бы послушать; нас хватило на четверть от двухчасовой пары, потом мы начали рисовать, зевать, смотреть картиночки в ВК, ещё спустя полчаса нашли материал по фотографу, о котором говорилось, на русском, и принялись читать. Когда лекция закончилась, мы спустились в нужную аудиторию и, подойдя к преподавательнице, обратились к ней, пытаясь объяснить проблему языкового барьера на её лекциях. Нас не поняли.
В Италии с английским языком отношения весьма и весьма натянутые. Итальянцы не любят учить иностранные языки. С английским можно столкнуться в отеле или в туристическом городе вроде Венеции, для поездок же хотя бы на двадцать километров от крупных городов нужно запастись базовым набором итальянских фраз. То же самое с итальянскими университетами: если Ваш преподаватель не ведёт английский язык, то, скорее всего, он будет говорить только по-итальянски. Пять минут под полным непонимания взглядом мы спрашивали, как мы можем найти нужные материалы на сервере. Видя, что английская речь не воспринимается, Рыкся перешла на французский с попытками итальянского и всё равно осталась непонятой.
‒ Ладно, ‒ вмешалась я. ‒ Напишем ей письмо, она его через гугл переведёт и дай бог ответит.
Порывшись в списках преподавателей университета, мы нашли нашу прекрасную даму, написали ей письмо на английском и два месяца ждали ответа. Потом познакомились с другим студентом Эразмус на этой лекции, который более-менее свободно говорил на итальянском, и вместе с нами он подошёл к преподавательнице и спросил, какого чёрта курс, который был обещан на английском, происходит на итальянском. Женщина только пожала плечами, поправила очки и, с деловым видом извлекая сигарету из пачки, сказала: «Ну, у вас и экзамен будет на итальянском». До экзамена оставался месяц.
После провала с фотографией, мы решили написать и всем остальным, надеясь, что взрослые люди с высшим образованием умеют в случае чего пользоваться онлайн-переводчиком. Максимально простым языком мы объяснили, что не говорим по-итальянски и нам как минимум нужны англоязычные материалы. История кинематографа ответила в течение суток списком фильмов и названием книги, которую нужно было прочитать к экзамену. А вот с новой историей пришлось встречаться лично.
На этот раз на встречу пошла одна Рыкся. Она отсидела лекцию, а затем, подойдя к преподавателю, принялась, оперируя подвластными ей основами итальянского, объяснять нашу ситуацию. Преподаватель слушала её с неприкрытой жалостью и уже готова была сказать Ры, что ничем не может помочь, как вдруг в речи Рыкси проскочила типично-французская грамматическая конструкция. Глаза женщины блеснули, она заговорила на чистом французском и с видом заботливой мамы принялась успокаивать Ры, говоря, что ничего страшного и экзамен будет совсем не сложным. Довольная собой Ры вернулась домой и пересказала мне свою успешную операцию.
‒ Класс. А что делать человеку, не владеющему французским? ‒ спросила я.
‒ Чёрт…