— Товарищ! — крикнул секретарь.— Можно вас на минуту? Вы не торопитесь?
— Нет.— Володя подошел поближе и задрал голову.
— У нас тут, как бы вам это объяснить... Творческий кризис. Рифму не можем найти. На слово «арбуз».
— Сладкий груз,— ответил Володя.
Секретарь быстро перелистывал тетрадь, а над плечом у него висел Алик. Оба молниеносно пробегали строчки, иногда переглядывались. Володя, как полагается начинающему автору, сидел на краешке стола и не дышал.
Секретарь долистал до последней страницы, пробежал ее. Задумался. Пробежал еще раз. Переглянулся с Аликом. Алик хмыкнул со снисходительным одобрением. Секретарь выдвинул ящик и швырнул на стол пачку фотографий. Это были многочисленные пейзажи столицы. В газетах такие фотографии называют фотоэтюдами. Секретарь привычным жестом разложил из них пасьянс, прицелился, выхватил одну и жестом позвал Володю.
— Вот так ставим этюдик,— объяснил он, расчерчивая красным карандашом макет полосы,— а так — стихотворение. И сразу все заиграет.
— Ты когда в Москву приехал, солдат? — спросил Алик.
— Вчера.
— Ничего себе! А завтра уже напечатаешься! — не то поздравил, не то возмутился Алик.— Ну, прямо Есенин: пришел, увидел, победил. Старик,— обратился он к секретарю,— было такое в твоей газете — чтоб вчера приехать, а завтра тиснуться?
— Сегодня,— поправил секретарь. Он снял телефонную трубку и набрал двузначный номер.— Ниночка? Сейчас досыл придет на третью. Стишочек. Очень милый... Угу... Арбузы? Убираем, конечно... Линеечку нежную какую-нибудь подыщи, лирическую. Воздушную такую... Угу...— Он положил трубку, внимательно поглядел на Володю, на закипающего Алика и сказал:
— Здоровая конкуренция. В обстановке здоровой конкуренции лучших поэтов страны можно ожидать появления истинных перлов.
Алик тяжело задышал, сильно повзрослев лицом И может быть, разразился бы грандиозный скандал, если бы Алик не сообразил все-таки, что везучие солдатики приезжают и уезжают, а ему еще жить да жить, сквозь годы мчась, в полном контакте с этой газетой и ее секретарем.
— На моих костях...— Он с горькой усмешкой положил руку на Володино плечо.— Старик, с тебя причитается.
Володя, однако, продолжал находиться в полном неведении относительно того, что происходило в душе Алика Все его сознание было заполнено непостижимым фактом
— Вы сказали — сегодня? — слабым голосом спросил он.
— Дырка, понимаешь? — ответил за секретаря Алик.— Меня выбросили — дырка в полосе, тобой заткнули. Ты амбразуру закрыл, ты герой.
— Дырка... Какая дырка? — рассмеялся Володя.
— Никогда не видел, как газету делают? — ухмыльнулся секретарь.— Алик, своди его в наборный.— Он с треском выдрал листок из Володиной тетради.
— Стойте! — ахнул Володя.— Там еще одно!
Секретарь перевернул листок, глянул:
— Это слабо.
И перечеркнул жирным красным крестом.
На металлическом столе — талере — лежали рамы с набором сегодняшнего номера. Над одной из них колдовала худенькая, коротко стриженная девушка в черном халате. Ей только что принесли стопку новеньких, еще горячих строк. Острым шильцем она выдергивала старую строчку, смело, голыми пальцами хватала новую и ставила ее на место. При этом, судя по сложенным в трубочку губам, она насвистывала. Из-за шума линотипов, стрекочущих по соседству, слышно не было. Яркий сноп электричества заливал стол и ее перепачканные краской руки.
— Вот она, твоя дырка,— Алик ткнул пальцем в набор.
Девушка подняла голову.
— Привет! — энергично поздоровался Алик.— Знакомься: Владимир Торохов, поэт. В Москве проездом. Первая публикация. На моих костях. А это,— обратился он к Володе,— Ниночка. Метранпаж.
Володя смотрел на Нину. Она ему очень нравилась. Нина смотрела на Володю. Он ей очень нравился.
— Да я не поэт,— сказал Володя.— Учусь.
— И я не метранпаж,— улыбнулась Нина.— Тоже учусь.
Они помолчали. Алик перебирал рассыпанные по столу строчки.
— Может, будут поправки,— сказала Нина.— Это ведь газета. Звоните сюда, я вас проинформирую.
— Хорошо. Я позвоню.
Они кивнули друг другу на прощание. Алик повел Володю к линотипам. Нина склонилась над набором. С половины дороги Володя вернулся:
— Извините, забыл, как вас зовут?
— Нина.
Они сидели в ресторане писательского клуба.
— Врешь, Вовочка,— говорил Алик, выкручивая пустым бокалом замысловатую траекторию вокруг бутылки.— Мало ли что до армии было. Ни в какие плотники ты не вернешься, ни в какой Смоленск не поедешь. Будешь здесь, в Москве, бегать по редакциям, а потом сюда, в клуб. Не ты первый, не ты последний...
Володя ворочал головой, разглядывая людей за соседними столиками.
— Это все писатели, да? Интересно...
— Пушкина здесь нет,— грустно сказал Алик, и было непонятно, то ли Пушкина здесь вообще нет, то ли он просто вышел.— Тебе снится, что ты летаешь?
— Снится.
— Ну-ну...