Вовенарг

Кто легкомысленней, нежели француз? Кто еще поедет, как он, в Венецию лишь затем, чтобы увидеть гондолы?

684

Человеку так свойственно все тащить и присваивать, что он подчиняет себе даже волю своих друзей, превращая их любезность в право деспотически властвовать над ними.

685

Что порождает столько злых, плоских и смешных остряков — глупость или недоброжелательность? Или та и другая вместе?

686

Между ловкостью и ложью такая же разница, как между откровенностью и грубостью: человек лжив или груб по недостатку ума. Ложь — это грубость людей фальшивых, донная муть фальши.

687

Несовершенство — составная часть любого порока, совершенство же едино и неделимо.

688

Я нахожу вполне извинительным, когда люди, неспособные добиться подлинной славы, создают себе ложную, но просвещенный человек, транжирящий время и силы на пустые занятия, представляется мне похожим на богача, который просаживает состояние на безделицы. И он — самый неразумный из смертных, если даже на склоне дней надеется преуспеть за счет тех достоинств, что помогали ему в лучшую пору жизни: приятнейшие свойства юноши постыдны в старике.

689

Старость может прикрыть свою наготу лишь подлинной славой: она одна способна заменить дарования, обветшавшие за долгую жизнь.

690

Надежда — единственное благо, которым нельзя пресытиться.

691

Одна мода исключает другую: человеческий ум слишком узок, чтобы одновременно ценить многое.

692

Кто мог бы извлечь выгоду из обаяния, тот его лишен; у кого оно есть, тот неспособен им воспользоваться. То же самое относится к уму, богатству, здоровью и т. д.: дары природы и Фортуны более часты, чем умение поставить их себе на службу.

693

На мой взгляд, лучшим способом воспитания принцев было бы поближе познакомить их со многими людьми разного нрава и положения: незнание своего народа — извечная беда государей. Стоит им взойти на трон, как все вокруг прячут лица под масками: властелин видит подданных, а не людей. Отсюда — дурной выбор фаворитов и министров, позорящий монархов и губящий народы.

694

Воспитайте принца воздержным, благонравным, богобоязненным, милостивым, и вы много сделаете для него, но мало для отечества: вы не научили его быть государем. Научить его любить свой народ и славу — значит привить ему все добродетели сразу.

695

Мелким людям следует давать мелкие должности: здесь они трудятся по склонности и с достоинством, не только не презирая своих заурядных обязанностей, но даже гордясь ими. Иным нравится раздавать солому, сажать под арест солдата за дурно повязанный галстук или рассыпать на плацу палочные удары. Они грубы, заносчивы, самонадеянны и вполне довольны своим скромным положением, тогда как человек более одаренный считал бы для себя унижением то, что им по душе, и, вероятно, стал бы пренебрегать своими обязанностями.

696

Солдаты идут на врага, как капуцины к заутрене. Сегодня армию ведет на войну не жажда наживы, не любовь к славе и отечеству, а барабан, который гонит войска вперед и назад, как колокол пробуждает или отправляет ко сну иноков. Правда, монахами становятся из набожности, а солдатами — из нечестия, но затем те и другие исполняют свои обязанности почти всегда по необходимости или по привычке.

697

Приходится признать, что зло иногда неизбежно: чтобы пресечь дезертирство из армии, человека расстреливают под звуки груб и барабанов, и без подобного варварства не обойтись.

698

Все, что слишком длинно, приедается, даже жизнь; однако ее любят.

699

Сожалеть о жизни позволительно, но лишь из любви к ней, а не из страха смерти.

700

Ах, как трудно решиться умереть!

ТЕКСТЫ ИЗЪЯТЫЕ ИЗ ИЗДАНИЯ 1747 г.

РАЗМЫШЛЕНИЯ И МАКСИМЫ

701

У самых первых на земле писателей еще не было никаких образцов, они все черпали из самих себя, поэтому их сочинения неровны, порою слабы и вместе с тем исполнены поистине божественной гениальности. Пришедшие им на смену достигли успеха, пользуясь открытиями предков, вот почему они куда ровнее; никто уже не ограничен собственными глубинами.

702

Пусть тот, кто умеет мыслить самобытно и преисполнен благородных идей, откинет страх и по мере сил заимствует слог, равно как манеру изложения, у былых мастеров: все сокровища словесного искусства по праву принадлежат людям, способным правильно ими распорядиться.

703

Тем более не следует бояться ни повторения давно известной истины, если благодаря счастливому изложению удалось сделать ее более понятной, ни соединения ее с другой истиной, которая, проясняя первую, образует с нею новое звено доказательств. Изобретательность как раз и состоит в умении сопоставлять вещи и распознавать их связь: открытия древних авторов принадлежат не столько им, сколько тем, кто сделал эти открытия полезными.

704

Если у светского человека есть талант и вкус к писательству, он становится всеобщим посмешищем. Как тут не спросить у людей здравомыслящих: ну, а те, что не пишут, чем заняты они?

705