— Да точно, голую жопу показала, не верите, у Вовки спросите!
Видимо, авторитет старшего брата сработал, и сомневающихся голосов оттуда больше не поступало.
Вовка прошел в калитку и уже открывал дверь, когда откуда-то выскочили две цыганки и нахально начали просить милостыню, притом порываясь войти вместе с ним в коридор.
Он придерживал дверь, не давая им войти.
Наконец не выдержал и прямо им в лицо закричал:
— Джа по кар!
Цыганки опешили, переглянулись, резко замолчали и отправились восвояси.
— Уф! — сказал он сам себе, зайдя в коридор и сразу закрыв дверь на задвижку. — Ну всё, теперь будем жить на военном положении, неделю или больше. Хрен уйдешь, вынесут всё, что тут есть.
У него резко испортилось настроение, сидеть дома совсем не хотелось, надо было набирать информацию, общаться с парнями, а теперь придется остаться дома и ждать родителей.
Он уселся на кровать, снял со стены гитару и начал перебирать струны. Потренировался в аккордах, спел пару песен, и хотя кончики пальцев горели от струн, почувствовал себя немного лучше.
В дверь кто-то дернулся войти, потом раздался стук и возмущенный Мишкин голос:
— Вовка, ты чего закрылся?
— Закроешься тут, — ворчал тот, открывая дверь, — цыгане в момент всё вынесут.
Тут он заткнулся, за Мишкиной спиной стояла Лена.
— Вова, ты знаешь! — слишком оживленно заговорила она. — Я тут мимо проходила, а Миша пригласил зайти, сказал, что вы новый мяч купили.
Вовка показал кулак брату, когда Лена начала оглядываться по сторонам, но тот беззвучно одними губами произнес:
— Жених и невеста. — И ухмыльнувшись, опять удрал на улицу.
Лена, которая наверняка впервые была в их доме, стояла посреди комнаты и внимательно оглядывала всё. В ее глазах было очень странное выражение. Вовке неожиданно стало стыдно за то домашнее неустройство, которое у них было, хотя его личность к этому еще никакого отношения не имела.
Но тем не менее первым нарушил неловкое молчание и заговорил:
— Ой, Леночка, ну что ты стоишь, проходи, присядь, я сейчас чайник поставлю.
Он почти силой усадил молчавшую девчонку за стол и метнулся на кухню за чайником.
— Вова, я вроде не хочу ничего, — вдруг ожила его собеседница.
— Ну, конечно, — взмутился он шутливо, — я у вас чай пил, теперь ты тоже пей!
Лена продолжала оглядываться, и тут ее взгляд упал на гитару.
— Вова, а кто у вас на гитаре играет, наверно, папа? — тут же спросила она.
— Нет, это моя, — нехотя выдавил он, предполагая, что будет дальше.
Ленка посмотрела на него недоверчивым взглядом.
— Фомин, врать нехорошо, ты на уроках пения пел так, что Наталья Николаевна за уши хваталась.
Вместо ответа он взял гитару и сел на табуретку напротив Лены, осторожно тронул струны, и гитара мелодично откликнулась ему.
Прозвучал первый аккорд, и он начал петь своим негромким ломающимся голосом:
Он пел и думал: «Что я делаю, дурак, дурю девочке голову, зачем?» Но тем не менее продолжал петь:
С первых слов Лена превратилась в слух, даже приоткрыла рот от удивления. Когда Вовка закончил, она уже вовсю хлюпала носом, вытирала слезы и, пристально глядя на него, удивленно сказала:
— Никогда не думала, что ты меня так любишь. Признайся, ты ведь эту песню для меня сочинил?
«Ого, вот это называется спел! — подумал Вовка. — Вот давай теперь объясняйся».
— Ну что ты, Леночка, — уже вслух сказал он, — куда мне такие песни сочинять. Это поэт известный сочинил, Сергей Есенин. А песню я в больнице услышал, вот и запомнил. А сейчас просто решил для тебя спеть.
«Надеюсь, Заболоцкий меня простит, понятия не имею, написал он уже эти стихи или нет, — подумал он, — но пусть лучше будет Есенин, чем я».
— Понятно, — сказала девушка, но по ее виду было ясно, что она нисколько не поверила Вовкиным оправданиям и осталась при своем мнении. — Ты знаешь, Вова, мне очень понравилась песня. Напиши мне слова, пожалуйста, я потом в свой песенник перепишу.
Когда закипел чайник, в двери вошла Вовкина мама. Она при виде сидящей за столом Лены и сына, усердно что-то пишущего на тетрадном листке, широко распахнула глаза, но быстро пришла в себя и взяла процесс угощения в свои руки.
По ходу Вовка объяснил ей ситуацию, что из-за цыган боялся оставить дом. После чая, за которым обе особы оживленно разговаривали, забыв о нем, он проводил Лену и пошел обратно.
Когда пришел домой, отец уже сидел за столом, увидев сына, с серьезным видом произнес:
— Садись, поговорим. Послушай, Вовка, тебе не кажется, что ты слишком много девушкам внимания стал уделять? Мне тут мать столько наговорила.