Воздаяние храбрости

По обе стороны от плотной завеси стояли нарядно одетые люди, щеголяя дорогими тканями, драгоценными камнями и хорошим оружием. Клюки, не дожидаясь указаний придворных, сам отстегнул шпагу и отдал ее, не глядя кому. Он знал, что в такой толпе непременно найдется человек, которому поручено принять оружие у посланца.

– Сапоги? – достаточно чисто произнес один из дежуривших у входа. – Сапоги снять надо.

Клюки уже знал о таком обычае персов и решил, что не подчинится ему ни при каких обстоятельствах. Он сделал нетерпеливый жест рукой, словно отгоняя назойливо жужжащее насекомое, и решительно шагнул вперед. Завесь раздалась в обе стороны, и Клюки стал на ковер.

Аббас-Мирза сидел прямо против входа, опираясь на высокие подушки. При виде русского парламентера он поднялся. Клюки прошел маршевым шагом по густому высокому ворсу, остановился, откозырял и ровным лающим голосом произнес свои имя и звание. Командующий персидской армией кивнул и показал майору на табурет, возникший словно из воздуха.

Сиденье показалось длинному майору Клюки низким, и он опустился достаточно осторожно, стараясь двигаться степенно и аккуратно.

– Я рад встретить столь храброго офицера, – проговорил Аббас-Мирза.

Толмач, не военный, не перс, передавал его речь отчетливым русским языком и без лишних задержек.

Клюки тоже высказал свое удовольствие встречей, полагая необходимым соблюсти требования церемониала. Но наследник персидского трона продолжил:

– Это ведь вы, майор, держали своей ротой моих людей в день первого подступа.

Клюгенау кивнул, стараясь не выказать удивления. Про себя же подумал, что, пожалуй, перс слишком хорошо знает, что происходит в Шуше. И он сделался еще осторожнее.

– Я уверен, – полилась дальше свободная, цветистая речь Аббаса-Мирзы, – в том, что мужественные и опытные русские офицеры собираются отстаивать Шушу до последней капли своей благородной крови. Я убежден, что их великолепно выученные солдаты останутся послушны своим командирам до последнего выстрела, удара и крика. Но подумайте о жителях города, майор! Они и так достаточно претерпели во время осады. Неужели вы хотите подвергнуть их ужасам штурма?

Клюгенау дослушал переводчика, рассудил, что последний вопрос – риторический, ответа не требует, а потому промолчал. Не дождавшись его реплики, Аббас-Мирза заговорил снова:

– Я слишком долго ждал, майор, я старался быть снисходительным. Но больше я уже не могу усмирять дух своего войска. Солдаты требуют штурма, они готовы ринуться к стенам крепости.

– Пусть подходят, – проронил Клюгенау.

Аббас-Мирза наклонился вперед. Спокойная уверенная приветливость, с которой он встретил русского парламентера, слегка поколебалась, словно бы съехала набекрень, как плохо закрепленные тюрбан или чалма.

– У меня шестьдесят тысяч войска против ваших двух. Когда заревет сотня моих орудий, никто и не услышит лепета ваших четырех жалких пушечек.

– О них узнают те, кто попадет под их залпы, – спокойно возразил Клюгенау.

– Я зажгу этот город со всех четырех сторон, – прорычал наследник персидского трона. – И, клянусь Аллахом, не выпущу ни одного человека, пока внутри стен не остынет пепел пожарищ!

– Вы пытаетесь это сделать уже с трех фасов, – ответил ему Клюгенау. – Неужели Ваше высочество думает, что четвертый наш бастион укреплен хуже?

Франц Карлович уже понял, что разговаривать с командующим персидской армией не страшнее и не сложнее, чем стоять с ротой под огнем его топчу и сарбазов. Надо только выдержать первый решительный натиск, а потом можно и осмотреться, поискать слабое место в порядках противника. И оно непременно найдется.

– Вы больше не можете рассчитывать на мою снисходительность! – повысил голос Аббас-Мирза. – Неужели вы думаете, что я буду тратить недели и месяцы, уговаривая сдаться кучку неприятельских воинов?!

«Ach, so?[33] – мелькнуло в голове Клюки. – Во-первых, Ваше высочество, вы все-таки не уверены, что сможете взять Шушу штурмом. А во-вторых, вы очень торопитесь. Следовательно, нам нужно остановиться…» Он оставался недвижен и безмолвен, слушал тираду Аббаса-Мирзы, в которой уже начал различать нотки бессильной ярости.

– Вы ошибаетесь, майор. Вы и полковник Реут, если думаете, что я пришел сюда только ради Шуши. Впереди у меня Гянджа, Тифлис, Кавказские горы, Терек… Я уведомляю вас и вашего командира, что буду подписывать мир только на берегах вашей Москвы-реки.

Клюгенау удержался от смеха, но Аббас-Мирза заметил тень улыбки, скользнувшей под щеточкой усов русского офицера.

– А! Вы еще на что-то надеетесь! Клянусь Аллахом, клянусь чистотой помыслов двенадцати святых имамов, что Ермолов не пришлет вам на помощь ни одного солдата. В Тифлисе все сейчас смотрят на север. Там, в Петербурге, ваш император ведет войну против своего старшего брата. Ваша ошибка, майор, ошибка вашей страны в том, что вы позволяете жить слишком многим претендентам на трон.