Воздушная битва за Севастополь, 1941–1942

«С 1 по 6 (ноября. — М. М.) сожгли и уничтожили на аэро­дромах 44 самолета. Все ответные атаки противника по на­шим аэродромам не повредили ни одного самолета. Есть не­сколько человек убитых и раненых. Все наши действия по войскам и аэродромам противника и прикрытие транспортов встречают сильное сопротивление со стороны истребитель­ной авиации противника.

В произошедших воздушных боях с 1 по 6 нашими истре­бителями сбит 21 самолет, наши потери — 15 самолетов.

Большое количество вылетов произведено на разведку, по задачам армейского командования. Авиация, базирую­щаяся на Кавказе, действует по войскам противника в районе Керченского полуострова. Последние дни большая часть вы­летов всей авиации ЧФ производилась на бомбометание и штурмовые действия по войскам противника».

Как бы ни был доволен Остряков действиями своих подчинен­ных, обстановка требовала принятия целого ряда мер разного плана. В первую очередь было необходимо приспособить авиа­цию СОРа к требованиям длительной обороны базы. 8 ноября из-за приближения войск противника к юго-восточным рубе­жам обороны Севастополя и начавшегося артобстрела в оче­редной раз пришлось перебазировать авиацию. Все легкомо­торные самолеты, ранее находившиеся на аэродроме Байдары, перелетели на новую летную площадку Куликово поле. Она на­ходилась на юго-западной окраине города, причем при ее соз­дании пришлось разбирать трамвайную линию Севастополь — Балаклава. Истребители 62-й авиабригады, действовавшие с аэродрома Чоргунь, перелетели на Херсонесский маяк, кото­рому суждено было стать главным аэродромом СОР. Михаил Авдеев так вспоминал сложившуюся там обстановку:

«В начале войны Херсонесский маяк можно было разгля­деть в хорошую погоду далеко с моря и воздуха. Взлетал я с аэродрома для барражирования над главной базой и видел на самом краю мыса выбеленный солнцем маленький стол­бик. Вернее, даже не столбик, а белый на фоне темного моря штришок. Столбиком он выглядел, когда мы подлетали к Се­вастополю. Теперь маяк в глаза не бросался, он был закамуфли­рован — покрашен грязно-зелеными, бурыми и бледно-жел­тыми пятнами под цвет берега. Мы обратили на него внимание, лишь подлетая к Казачьей бухте, таким невзрачным выглядел он в маскировочном наряде, да еще в пасмурный день.

Аэродром на полуострове тоже назывался Херсонесский маяк. Собственно, аэродром — это громко сказано: обыкно­венная посадочная площадка. По сторонам взлетного поля торчали в зарослях мелкого кустарника и бурьяна огромные глыбы камня. Вдоль Казачьей бухты и по берегу моря с севера я увидел рассредоточенные истребители самых различных типов. К югу от маяка, в направлении 35-й батареи, пристрои­лись на побережье штурмовики и бомбардировщики. И всюду люди, люди. Бескозырки, белые и красные платочки. Платоч­ков больше. Женщины Севастополя и краснофлотцы вороча­ли камни — расширяли летное поле, рыли для самолетов ка­пониры, сооружали землянки для летчиков и техников, ко­мандные пункты, подземные хранилища».

Все эти земляные работы были развернуты только после назначения на должность командующего ВВС Н. А. Острякова. Особенно важное значение имело сооружение капониров — заглубленных и обвалованных с трех сторон земляной насыпью индивидуальных самолетных стоянок. Выходы из них распо­лагались на северо-запад — в направлении, противополож­ном артиллерийскому обстрелу. Сверху каждый капонир затя­гивался маскировочной сетью. В таком укрытии самолет мог пострадать только в результате прямого попадания авиабом­бы или снаряда. Даже несмотря на то что аэродром находил­ся на самой удаленной к западу точке севастопольского рай­она, расстояние до линии фронта от него составляло всего 20 километров. 9 ноября он впервые подвергся артиллерийско­му обстрелу, который продолжался до последних дней обороны.

Периодически совершались и авиационные налеты. Осо­бого ущерба они в тот период не наносили, но командующий ВВС ЧФ предусмотрел меры и на этот случай. Сразу после на­чала войны для защиты Севастополя от налетов со стороны моря на судоремонтном заводе взялись за изготовление пла­вучей несамоходной зенитной батареи. Ее корпусом стал учебный отсек линкора типа «Советский Союз» длиной 50 и шириной 30 метров. На нем установили четыре 76-мм и три 37-мм зенитных орудия, три крупнокалиберных пулемета, оборудовали жилые помещения для экипажа. 3 августа бата­рея вошла в состав Черноморского флота под названием «Плавучая зенитная батарея № 3». Первоначально ее установи­ли в 4 километрах от берега, но практика показала, что в услови­ях волнения точность огня орудий оставляет желать много боль­шего. 130 моряков экипажа скорей всего передали бы в морскую пехоту, если бы Остряков не предложил использовать бата­рею для защиты херсонесского аэродрома. Ее отбуксировали в защищенную от ветра и волн Казачью бухту, где батарея себя сразу же хорошо зарекомендовала и получила неофициаль­ное название «Не тронь меня». За время обороны Севастополя она, по отечественным данным, сбила 22 немецких самолета.