Воздушная гавань

Пусть упиваются пока своим богатством. Скоро все изменится.

Узкие улочки привели Эспиру к небольшому просвету между зданиями, упирающемуся в старую, уже почти трухлявую деревянную дверь. Он задержался перед нею, чтобы постучать: три удара с долгими паузами, еще два — с быстрой. Дверь сразу же открылась.

За порогом стоял Сарк, адъютант той женщины. Этот парень напоминал Эспире паука-скакуна: он был высоким и поджарым боерожденным с длинными, худыми конечностями и ладонями, которые казались непропорционально огромными. Волосы Сарка были черным-черны: редкая поросль паучьей шерсти покрывала его голову, включая лицо, шею и видимые части рук. Сарк сохранил кошачьи зрачки своего народа, хотя один глаз слегка косил, из-за чего Эспира никогда не знал наверняка, куда именно направлен взгляд его собеседника в каждый конкретный момент.

— Чего тебе? — спросил Сарк. Тон вопроса намекал, что адъютант с большим удовольствием прихлопнул бы Эспиру как муху, чем снизошел до беседы с ним.

Но Эспира не стал бы самым молодым майором в истории военного флота Авроры, если бы позволял крутым парням так запросто запугать себя.

— Она здесь? — ответил вопросом Эспира.

— А что?

— Возникла небольшая проблема.

Уставясь на Эспиру — или, возможно, слегка мимо него, — Сарк издал глухое ворчание.

Эспира вздернул подбородок и сузил глаза.

— Исполняй свои обязанности, Сарк. Или ты предпочитаешь сам потом оправдываться перед ней, почему не впустил человека, который явился предупредить о возникшей угрозе ее плану?

Сарк не двигался, сохраняя полную невозмутимость; так пауки наблюдают за тем, как их добыча подбирается все ближе. Но затем, выдавив из горла протяжный хриплый звук, боерожденный отступил от двери, оставив ее открытой.

Эспира шагнул внутрь и сунул свою корзину с овощами Сарку — так, будто тот был простым слугой. Тот принял врученный предмет, но его скошенные глаза сощурились. Пройдя в сумрачный коридор за порогом, Эспира чувствовал, как тяжелый взгляд адъютанта буравит ему спину. В конце коридора его ждала обитая медью дверь, ведущая в ее покои.

Постучав, он застыл, прислушиваясь: лучше подождать, чем входить к ней без приглашения. Эспира был человеком храбрым, но жизнь свою все же ценил.

После томительной паузы изнутри раздался женский голос:

— Входите, майор.

От толчка Эспиры дверь легко и бесшумно повернулась на петлях, и майор ступил в расположенную за нею комнату. То был внушительных размеров зал, представлявший собой шикарную гостиную. В настенных рожках светились люмен-кристаллы. В одном из углов помещения высился объемный макет Копья Альбион, вокруг которого было оставлено достаточно свободного пространства, чтобы им можно было любоваться, обходя по кругу. Рядом с ним стояла изящная арфа без малого пяти футов в высоту. Нежные шепчущие звуки издавала струйка встроенного в одну из стен фонтана, который питал небольшой бассейн, в чьих водах безмятежно плавали цветущие водные растения и едва заметными тенями скользили рыбки.

Хозяйка этого великолепия восседала в одном из двух кресел, — в том, что поближе к бассейну, — с сервировочным столиком между ними. Она занималась приготовлением двух чашек чая; движения ее рук были медленными и точными, выглядели почти ритуальными. На ней было сшитое точно по фигуре неброское платье глубокого синего цвета, элегантное и дорогое. Сама женщина не была ни молодой, ни старой. Заостренные, хищные черты ее лица приковывали взгляд, и нечто неуловимое в сдержанности ее движений нашептывало о том, что под маской идеальной невозмутимости может таиться опаляющая страстность.

От ее глаз Эспире всегда становилось как-то не по себе. Они были того же холодного, пустого серого цвета, что и затянувшие мир туманы, а еще она редко моргала.

Эспира отвесил надлежащий вежливый поклон. Женщина же какое-то время сохраняла неподвижность, а затем кивнула в сторону второго кресла. Эспира подошел и уселся.

— Умоляю простить за вторжение, мадам Кэвендиш, но мне совершенно необходимо поговорить с вами.

Вместо ответа она протянула Эспире чашку чая на тонком керамическом блюдце. Он принял ее — с улыбкой, разумеется, — и благодарно склонил голову.

Мадам Сикоракса Кэвендиш была женщиной весьма воспитанной. Опыт Эспиры подсказывал, что любой, кто осмелился бы вести себя с ней неподобающе, сразу распрощался бы с жизнью. Поэтому он, все еще улыбаясь, дождался, пока она не поднимет собственную чашку, и лишь тогда позволил себе пригубить ароматный чай.

Безжизненные глаза мадам Кэвендиш наблюдали за ним над ободком ее чашки.

Эспира с трудом удержался, чтобы не вздрогнуть.

— Ренальдо, — произнесла она. Замечательный голос: мягкий и теплый, даже нежный, — из тех, какими утешают идущих на поправку пациентов… или завораживают аэронавтов, маня их сорваться с неба и найти свою погибель в объятиях далекой Поверхности. — Вы же знаете, как я всегда рада вашим визитам. Могу ли я чем-то помочь сегодня?

Новости, принесенные Эспирой, ее вряд ли обрадуют, но ничего не поделаешь.

— Наш командный пункт обнаружен.

Холодные глаза мадам Кэвендиш едва заметно сузились.