Воздушная кукуруза

— Её муж вел аудиодневник. Как я понял, его преследовал призрак первой убитой девушки. Он записывал разговоры с ней, потом слушал, надеясь доказать себе, что призрак существует. Конечно же, на записи ничего не было, почти. Там столько было всего! Мы неделю слушали, под стенограмму, для суда. И знаете, что странное? На второй день мне стало казаться, что ему кто-то отвечает, тихо, на грани слышимости. Но это точно был женский голос. И они разговаривали. Жуть, если честно. Когда Карину приперли к стенке этой записью, она созналась, рассчитывая на снисхождение. Да и судья повелся на эти глазки, губки, к тому же, ребенок маленький. Словом, дали ей срок условный, три года. Как вспомню эти её ужимки, как она якобы боялась мужа. Тошно, но суд поверил. А дело было так…

…Павел увлекся жёстким сексом, с садистским уклоном. Ему нравилось душить девушек во время соития, это вызывало яркие эмоции, и захлестывало адреналином. Это стоило дорого, очень дорого. И охранник притона следил, чтобы девушке не навредили, то есть не придушили до смерти.

Это новое увлечение, да еще и кокс, его и сгубило. Проститутки надоели, и он захотел попробовать это с обычными девушками. Привел к себе домой девчонку, с которой только в этот день познакомился в кафе, и… увлекся. Когда кончил, девушка была мертва. Совсем. На её шее быстро проступали багрово синие следы его рук, лицо было мертвенно-бледным, а распахнутые большие серые глаза застыли в недоумении.

Павел пытался делать искусственное дыхание, тряс ее за плечи, хлестал по лицу — все бесполезно. Девушка умерла от его невоздержанности. Он был в ужасе и шоке, руки тряслись и холодный пот катил градом.

Кроме всего ему казалось, что рядом кто-то есть, и этот кто-то с ужасом смотрит на него.

Конец всей жизни… он клял себя за все — ну чего тебе не хватало? Но раскаяние не подняло девушку, и к утру он понял, что не готов признаться в убийстве и… и закончить свою жизнь в тюрьме?

Друзей, которым можно доверять у него не было, служба безопасности на заводе есть, но они все бывшие менты, да и стучат своим заграничным хозяевам. Надо справляться самому, а на улице уже светало. Днём вывезти труп не получится. И по закону подлости, в дверь раздался звонок. Он не смог встать, за дверью ему чудились менты, сердце колошматило в ребра до физической боли. Тут в замке повернулся ключ, и из прихожей раздался голос:

— Милый, вставай! Твоя зайка принесла свежие булочки, будем пить кофе! — Это пришла Карина, видимо ее старик Артем уехал от нее вчера, и она на неделю свободна. — Ты еще спишь? Павлушка, засоня! — она вошла в спальню. Павел только успел накрыть голое тело простыней, и не мог открыть рот, губы не слушались.

— Ой, я не вовремя, ты не один! Кобелина ты, Павлик, ладно, встретимся в другой раз, — и она пошла на выход.

— По-по-дожди, — хрипло прокашлял Павел, — не уходи. Мне… мне нужна твоя помощь. У меня беда.

— Половому гиганту требуется помощь в постели? Нет, зайка, на групповушку я не согласна.

— Да стой ты, дура! Я девку убил, нечаянно… при сексе… задушил…

— Бл*дь, как можно нечаянно убить бабу в постели, я что-то не догоняю, Паш, ты здоров? — Девушка испугалась и прижалась к стене у двери.

— Понимаешь, я увлекся этим, ну знаешь есть такое …жесткий секс… когда в постели причиняешь партнеру боль. Меня это страшно заводило, и вот, увлекся и не сумел вовремя остановиться…, — он бормотал невнятно, руки тряслись, а глаза бегали вокруг, он боялся, что подружка потребует вызвать ментов, и тогда её нельзя выпускать из квартиры. Но что делать? Убить?

— Боже, урод, ты садист, как ты мог дойти до такого? Как я с тобой … ты мог и меня убить… — Карина испугалась, но не до конца. Где-то в глубине сознания она уже понимала, что Павлуша попался, попался ей на крючок, и это именно тот случай, о котором она мечтала.

— Карина, давай все потом, что делать? Помоги мне. Надо избавиться от тела. Я никогда к тебе так не прикоснулся бы, ты же друг мне. А эти, сначала были проститутки, убитая вообще случайная девка, я ее в баре снял за коктейль. — Мужчина бледный, потный с дрожащим голосом не вызывал ничего, кроме отвращения. Но… было не одно но… Много, много этих зеленых «но» — много денег у Павла.