Воздушные шары Сальви-Крус (СИ)

     Мир сдвинулся в синюю часть спектра и время остановилось.

     Сорвавшись с места, Антон толкнул в грудь зевавшего тут же парня и выскочил на дорогу.

     – Стой, дурак! – заорал парень ему вослед знакомым, как показалось, голосом.

     Но некогда с этим разбираться, некогда.

     В два прыжка Антон преодолел отделявшее его от мальчишки расстояние, подхватил его подмышки и, разогнувшись, словно стальная пружина, отбросил в сторону. Он еще успел заметить, как ребенка подхватили чьи-то руки. В следующий момент подоспевшее авто по-бычьи тупо ткнуло его в бок, боднуло. Силой удара его подняло в воздух, перевернуло, потом машина приняла его на багажник, наподдала и им, он завертелся, увлекаемый новым импульсом, сорвался в штопор и, не выходя из него, ударился головой о то, ниже чего уже было не упасть.

     Свет померк еще раньше, до этого последнего удара, после удара свет погас совсем.

     Жизнь выключилась с легкостью телетрансляции.

     А когда Антон понял, или ощутил, что жизнь включилась и заработала снова, он открыл глаза. И все, что он увидел, была лишь темнота.

     – Я не вижу, – сказал он, обращаясь к этому темному, по первому ощущению –враждебному пространству. – Я ничего не вижу!

     – Потерпи, миленький, – ответил чей-то тихий голос.

     И – он узнал его!

      – Анна! – позвал другой голос, и Антон вспомнил, кому голос принадлежал, он слышал его накануне. Вот-вот, накануне.

     – Анна, пошли отсюда! – Эжбицкий был как всегда настойчив. – Пошли, опоздаем же. Здесь полно народа, ему и без тебя помогут.

     – Что? – не поняла Анна. – Что? А… Ты иди, иди.… Куда ты там хотел… Я здесь…

     Антон почувствовал, как теплая ладонь Анны прижалась к его лицу. Не смея дышать, он закрыл так и не увидевшие белого света глаза. Боли он все еще не чувствовал, а дышать боялся, чтобы не спугнуть виденье.

     «Это сон, – думал он, – все это сон». И в то же время понимал: нет, все происходит наяву.

     Лучше бы сон!

     Потому что опыта договариваться с небесами у него не было. А небо редко делает бесплатные подарки. Что он может предложить взамен, чтобы в следующий раз, открыв глаза, увидеть свет, увидеть Анну? Что у него есть, кроме жизни? Жизнь? Он готов.

Его звали Гиль

     Электронный рокот рок-н-рола сменила удивительно чистая и нежная мелодия.

     Шум многоголосья на городской танцплощадке, именуемой в народе «Шайбой», сразу стих.

     «Белый танец!» – объявили с эстрады.

     Гиль прислонился затылком к решетке ограды, которую подпирал уже некоторое время, и закрыл глаза: все равно никто не пригласит. Его – не пригласят, это совершенно точно. Он знает, что здесь не принято приглашать чужаков на танец. И хотя в Городе он уже больше года, все равно своим не стал, так ни с кем не сойдясь по-настоящему. Да ведь и не только в этом дело. Просто, когда-то было другое время, была другая жизнь, и он был другим. Танцы тоже были другими, и на белый его всегда приглашала та… Словом, та, которую он любил, которую, возможно, любит до сих пор. И то, что время, его время сделалось прошедшим, злило и раздражало его. Особенно, когда вопреки запрету, данному самому себе, начинал думать и вспоминать о нем. Это как обломок шипа, который засел глубоко под кожей: пока не трогаешь – терпеть можно. Правда, само собой все равно не пройдет и рано или поздно выйдет нарывом…

     Вдруг Гиль почувствовал прикосновение к руке. Нехотя отвлекся от своих дум и открыл глаза.

     – Вас можно пригласить?

     Перед ним стояла девушка.

     Хрупкая фигурка, ясное личико и громадные голубые глаза на нем.

     Девчушка-василек, нежный и отважный.

     «Эко диво! – изумился Гиль про себя. – Сколько же лет тебе, малышка?»

     Он галантно поклонился и, обняв девушку за талию, закружил ее в танце.

     Девушка неотрывно и с восторгом смотрела Гилю в лицо, глаза ее сияли и как бы говорили: «Догадайся, догадайся же, дорогой товарищ Гиль, отчего я отважилась пригласить вас на этот танец?»

     Гиль догадался, ведь это, право, не трудно сделать, когда на тебя так смотрят.

     Но столько сомнений жило в его голове, столько недоверия и накопил он за свою недолгую жизнь к подобным взглядам, что мысленно он расхохотался, как демон, познавший все задолго до того, как что-либо свершилось. И счастье бедной девочки, что не слышала она его хохота.

     Нет, он не был тем Гилем, каким знали его еще год назад. Каким он сам себя знал тогда. Теперь он совсем, совсем другой, он чувствовал, он знал это. А сегодня узнает и кто-то еще. Вот она и узнает. Он докажет всем, что с ним шутки плохи.

     Год назад та… его прежняя, сказала ему на прощанье:

     – В тебе кроме твоей несчастной любви ведь больше ничего нет. Ничего выдающегося, экстраординарного, что впечатлило бы по-настоящему, сразу и навсегда. Ты сложен из банальностей. Тебе чужда импровизация, ты не способен на спонтанный, неожиданный шаг. Смешно сказать, но даже на подлость ты не способен. Нет, это, конечно, хорошо, что не способен на подлость, но, знаешь, нудно как-то. Ты всегда рядом, ты предсказуем… Я устала от тебя. Твоя любовь – слишком приторное блюдо, я пресытилась ей.

     Сегодня Гиль докажет, прежде всего, себе самому, что может быть другим.

     Он склонился к девушке и шепнул ей в самое ухо: