Воздушные змеи над зоной

Называют место, где это произошло, — вблизи от станции Решеты, Красноярского края, и имена — якобы украинец Михайло Хмiль первым ворвался в барак и с криком «Хлопцi! Над нашою кров’ю знущаються!»[9] поднял своих земляков на защиту несчастной девушки. Но, на мой взгляд, это в первую очередь легенда, объяснение самим себе, что же произошло, откуда взялись силы. В этой истории много от народного сказа. И троекратность испытания — часто встречающийся в фольклоре мотив. И заговоренность крови, кровь как оберег — тоже, как мне представляется, древний мотив, не относящийся прямо к повседневной жизни ГУЛАГа. (Зная реалии ГУЛАГа[10], можно не сомневаться, что кровь девушки вряд ли остановила бы тех мерзавцев.) И наконец, несколько нарочитый символизм всей истории. Образ истекающей кровью, поруганной сказочной красавицы для украинских националистов 40-х годов — это символ самой отчизны.

Согласно легенде, с этого момента, с крика «над нашей кровью измываются!» и началось организованное украинское сопротивление — вначале блатным, позже произволу администрации, — в конце концов вылившееся в несколько крупных забастовок с политическими требованиями, называемых весьма неточно «восстаниями». Безусловно, процесс организации сопротивления блатным начался и шел независимо в разных лагерях. Григорий Сергеевич Климович[11] писал мне: «Старшим нарядчиком того лагеря [Чурбай-нуры] был Вячеслав Нагуло, украинец из гор. Новгорода-Северского Черниговской области. Старшим нарядчиком он стал по общей просьбе мужиков-работяг с тем, чтобы защитить их от воровского произвола. И это удалось. Впредь в Степлаге воры не возникали. <…> А в [некоторых] лагерях Сибири, в частности в Мариинских лагерях, появилось слово „нагуловщина“. Которое ободряло мужиков и приводило в трепет воров»[12]. «Нагуловщину» можно датировать примерно 1949 годом. Есть оценки, относящиеся к тем же Казахстанским лагерям, что организованный отпор уголовникам сформировался позднее. Борис Иосифович Кудрявцев пишет: «И только после 1950 года бывшие военные объединились почти все и их [уголовников] власть закончилась»[13]. В разных источниках речь идет о разных лагерях и, главное, о разных национальных группах. Но представители и литовского подполья, и так называемого «русского» подпольного центра дружно указывали: «Украинцы были первыми»[14].

21 февраля 1948 года Постановлением Совета министров СССР (№ 416 — 159с) были созданы «особлаги» — особые режимные лагеря, призванные заменить каторгу. Обстановка в ГУЛАГе значительно изменилась. В особлагах была собрана, за редкими исключениями, практически только 58-я статья[15], уголовников туда попадало довольно мало. Соотношение сил в особлагах сместилось в пользу 58-й.

В то же самое время в ИТЛ (исправительно-трудовые лагеря), где содержался так называемый «общий контингент» и часть осужденных по 58-й статье, шли совершенно другие процессы. В том же 1948 году на пересылке в Ванинском порту блатной по кличке Король, побывавший на фронте, награжденный орденом, изобрел обряд посвящения в суки (в воров, отошедших от воровского закона, каким он и был сам). Под угрозой смерти он заставлял воров целовать лезвие ножа, что считалось символическим отказом от «воровского закона». С этого начались «сучьи» войны, описанные Варламом Шаламовым[16]. Но «этнография большого архипелага» ИТЛ (в особлагах находились около 10 % заключенных) далеко не исчерпывалась ворами в законе и суками. За рамками шаламовского повествования остались многие сотни тысяч тех, кому общеизвестная пословица рекомендует не зарекаться от тюрьмы; тех, кто не был ворами и не собирался ими становиться. Самоназвание их было «мужики». В Карлаге конца 50-х зоны делились на воровские и мужицкие, суки же довольствовались лишь несколькими бурами[17]. Бесконечная кровавая распря воров-законников и сук вызвала самоорганизацию и у тех, кто в распре прямо не участвовал. К 1953 году в Карлаге появились так называемые «мужики, ломом подпоясанные»[18]. Об этом мне сообщил мой друг Ричард Красновский, с которым в свое время меня познакомила также почта «Нового мира». По словам Климовича[19], «ломом подпоясанные» преследовали всех воров, где бы их ни встретили и независимо от их масти: и законников, и сук (они же «поляки»), и «махновцев»[20], на это воровской мир отвечал им тем же. Были и другие объединения бытовиков, противостоящие воровскому миру, — «шпальщики» и «металлисты»[21]; они защищали только себя и не вели непримиримой борьбы с ворами, как «ломом подпоясанные».