Воздушный мост

Все отодвинул на второй план полет эскадрильи в Ленинград. Он длился сто минут туда и сто минут обратно. Может показаться странным, что в те первые часы возвращения из рейса командир думал не о самом полете — трудном, опасном. Пущинского неотступно преследовало чувство боли за судьбу попавших в беду ленинградцев. Давно отрулили на стоянки самолеты, возле них вовсю хозяйничали авиатехники и механики. Покинули аэродром санитары, грузчики. Пора было подумать о предстоящем разборе полетов, а Пущинский снова и снова возвращался мыслями в Ленинград, к тому, что видели он и его товарищи.

Возле летной столовой, куда Пущинский направился вместе с Семенковым и Булкиным, он бросил взгляд на незатейливое объявление о вечере встречи жителей Хвойной с летчиками и танцах под духовой оркестр железнодорожников и вспомнил бойкую девушку Римму, ее наивный вопрос «страшно в небе?». С каким сердечным участием смотрела она на раненого летчика, как бережно несла его на носилках! Как старательно играл «Полонез» Огинского бравый пехотный лейтенант на костылях, чтобы встряхнуть уставших и приунывших пассажиров ПС-84.

Все эти впечатления спрессовывались в одно желание: быстрее и больше помочь осажденным ленинградцам. У него, опытного пилота, авиационного командира, в голове постепенно складывалась конкретная программа действий эскадрильи. Теперь, как никогда ясно, он знал, что скажет своим товарищам при разборе полетов.

В течение первых рейсов Пущинскому не давала покоя мысль о слишком медленном сборе и построении отряда после взлета. На взлет, сбор и построение группы уходило сорок минут. Надо во что бы то ни стало сократить это время. По крайней мере вдвое. Двадцать — тридцать сэкономленных минут это по времени треть маршрута. А дни идут на убыль. Только ощутимый временной выигрыш позволит в короткие дни, глубокой осенью и зимой, ежедневно делать не один, а два рейса в Ленинград.

…За обедом Пущинский, как бы проверяя себя, сказал Семенкову: на погрузке и разгрузке сэкономить минут двадцать — не задача. А как ужать время при взлете и построении? Вот где собака зарыта…

— Сам все время ломаю голову, — сказал Семенков. — С комиссаром об этом толковали. Есть одна мысль. Боюсь только — не рановато ли для нас. А впрочем… Все довоенные инструкции летят к черту.

— Да еще как летят, — вставил Булкин.

— Давай, Алексей Иванович, выкладывай, что надумал, — попросил командир отряда.

— Надо попробовать взлетать звеньями, сразу по три самолета. Как истребители.

— Хорошо бы… Да уж очень рискованно.

— Риск, говорят, благородное дело, — заметил комиссар, — если он, конечно, с расчетом.

Пущинский задумался. Взлетать звеньями? Тесноват аэродром. Да и длина взлетной полосы не очень… Риск велик. Такие махины — и звеном. Дров бы не наломать. Но ведь в нем и скрыт этот самый резерв времени. Именно в нем!

Пущинский решительно встал, поправил ремень, взглянул на часы. Пора…

Они вышли.

И Семенков и Булкин, хорошо знавшие командира и понимавшие друг друга с полуслова, безошибочно оценили реакцию Пущинского на предложение. Он, конечно, «за». Поэтому Семенков как о само собой разумеющемся сказал:

— Думаю, за неделю полосу удлиним, расширим. Взлет звеном одолеем. А пока поучимся летать в строю.

— Разрешили бы ночью, можно было бы и третий рейс добавить, — сказал Булкин.

— Вряд ли разрешат, — заключил Пущинский. — По воздушному коридору следом за нами могут ночью проскочить к городу фашистские бомбардировщики.

— И такое может случиться, — поддержал командира Семенков.

Только они вышли из столовой, Пущинского позвали на КП. Ему доложили, что для загрузки всех самолетов на второй рейс продуктов не хватит.

— Как же так, должны были подвезти, — удивился Пущинский. — Мы договорились с райисполкомом.

— Не подвезли. Звонил предрайисполкома, сказал, что подвезут вечером.

— Вечером будет поздно. Сколько сейчас на аэродроме продуктов?

— Самолета три загрузим. Вы же, товарищ капитан, увезли сегодня почти весь запас, в полтора раза больше расчетной нормы.

— Будем ждать утра? — спросил Семенков.

— Нет. Погода позволяет. Кого пошлем, как думаешь?

— Ильченко, Колесникова, и я полечу, — без колебаний ответил Семенков.

— Нет, Алексей Иванович, — возразил Пущинский. — Раз так нескладно получилось, давайте-ка сегодня во всем получше разберемся. А третьим полетит Бибиков.

После отправки самолетов Пущинский и Булкин осмотрели землянки личного состава, поинтересовались, как устроились техслужбы, метеорологи, санитарная часть.

Комиссар рассказал, с каким подъемом и старанием работал технический состав. Пущинский вспомнил, как вчера, когда прилетела эскадрилья, небольшой, окруженный лесом аэродром словно раздвинул свои границы, наполнился гулом ревущих моторов, голосами людей, стуком молотков. Очень тепло и с благодарностью думал командир о вездесущих и сообразительных техниках и механиках — Коновалове, Фомичеве, Егорове, других. Как легко, быстро приноровились они к обстановке, обживаются на новом месте.