Турбаза представляла собою несколько зданий в гуцульском стиле, выстроенных из дерева и камня и увенчанных островерхими черепичными крышами. Невысокие горы вокруг покрывал еловый лес, у подножий гор, зеленея меж снежными берегами, перекатывая через пороги и пенясь, бежала неширокая и быстрая речка Прут. Через речку перекинулся резной деревяный мостик, а за мостом негромко и даже убаюкивающе пел водопад. Места были до того красивы, что мне хотелось хотя бы на пару часов удрать от нашей бестолковой группы, уединиться, молча посидеть у воды. К сожалению, псевдоамериканское происхождение пробудило излишне пристальный интерес к моей особе. Стоило мне подотстать от прочих, как кто-нибудь обязательно подмечал это великое событие и окликал меня:
– Майкл! Ты чего? Не отрывайся от компании!
Я изображал на лице улыбку, какой, наверное, улыбается кобра при виде змеелова, и присоединялся к остальным. Обычно меня тут же с обеих сторон брали в тиски черноволосая болтливая Леся и ее светленькая, неразговорчивая и похожая на мышку подружка Тася.
– Майкл, – мурлыкала Леся, – расскажи что-нибудь про Бостон.
– Красивый город, – отвечал я.
– А еще?
– Очень красивый.
– А где ты там жил?
– На Кросс-стрит, – подумав, отвечал я. – Кстати, если Кросс-стрит перевести на русский, получится что-то вроде Крещатика.
– Надо же, – удивлялась Леся. – А что ты вообще там делал?
– Где?
– В Бостоне. В Америке.
– Ел гамбургеры, пил кока-колу и катался на скейтборде.
– Потрясающе! А в школу ходил?
– Не ходил, а ездил.
– На чем?
– На скейтборде и ездил.
– С ума сойти! А у вас негры в школе были?
– Полно. И все баскетболисты. Даже во время уроков мячиком по полу стукали.
– Да ты что! А учителя?
– А что учителя? Учителям по барабану. Жуют резинку и не вмешиваются. Оно им надо? Еще пристрелят…
– Как пристрелят?
– Из шестизарядного кольта.
– У вас что, с оружием в школу ходили?
– А как же. Надо же ученикам защищать свое достоинство и права человека.
– Вот это я понимаю – свобода! – восхищенно вздыхала Леся.
– Да ты не расстраивайся, – утешал ее я. – У нас здесь тоже когда-нибудь начнут друг в дружку палить.
Лесина болтовня начинала меня утомлять и даже раздражать, и я невольно поглядывал на Тасю, менее привлекательную, но, по счастью, немую как рыба. Тася, видимо, привыкла держаться в тени своей подруги. Будь она посимпатичней, я бы предположил, что Леся в их тандеме играет роль буксира, который, беспрестанно тарахтя, заводит в гавань белоснежный корабль, после чего скромно удаляется, причалив к какому-нибудь захудалому пирсу. Но Тася не походила на корабль, да и Леся в последнюю очередь согласилась бы стать для кого-нибудь буксиром. Она явно претендовала на что-то большее, но проделывала это с такой назойливостью, что невольно провоцировала на грубость. Во время очередной совместной прогулки она как-то очень ловко поскользнулась и, потеряв равновесие, свалилась мне в объятия. Наши глаза встретились.
– Майкл, – с нарочитым укором проговорила Леся, – что ты делаешь? Нельзя же так… Если ты американец, это еще не значит, что ты можешь без спросу обнимать всех девушек, которые тебе понравятся.
– А ты шустрая, – усмехнувшись, ответил я.
– В каком смысле шустрая?
– Думаю, что во всех.
– Это такой галантный намек?
– Боже упаси. Обычная констатация факта. Все равно что сказать пригоршне снега, что она тает у тебя в руке.
– Тебе нравится, когда в твоих руках тают?
– Мне нравится, когда руки у меня свободны.
Это уже действительно было намеком, причем не самым галантным. Леся освободила мои объятия от своего присутствия, глянула на меня исподлобья и, взяв под руку Тасю, зашагала вперед.
– Ты что делаешь? – прошипел мне в ухо объявившийся Ярик.
– Наслаждаюсь прикарпатской природой, – невозмутимо ответил я. – Посмотри вокруг – пейзаж, достойный кисти лучших молдавских художников.
– Какие еще молдавские художники? – возмутился Ярик. – Тут стопроцентный шанс был, а ты его профукал…
– Шанс на что?
– Заполучить этим вечером подружек в номер. Она же сама тебе в руки давалась.
– Вот именно сама. Я ее туда не звал.
– Идиот, – сказал Ярик.
– Сам идиот. Нечего моими руками жар загребать. Если хочешь – беги за подружками и лично обустраивай свое светлое будущее.
– А ты?
– А я где-нибудь прогуляюсь в гордом одиночестве.
– Вот-вот, – кивнул Ярик. – Знаешь, у меня такое чувство, будто ты все время норовишь куда-то улизнуть.
– А у меня такое чувство, – отозвался я, – что скоро меня в туалет начнут сопровождать. Чтоб я не отрывался от компании. Слушай, Ярик, давай сознаемся, что мы всех разыграли.
– В смысле?
– Объясним, что я такой же американец, как они папуасы.
– Зачем?
– Затем что мне это надоело. Воображение должно уносить человека, как воздушный шарик в небо, а меня эти фантазии вяжут ниткой к свинцовому грузу.
– При чем тут груз, при чем тут какой-то шарик? Майкл, у нас вот-вот должно наклюнуться, а ты обламываешь на полпути…
Я нехорошо посмотрел на Ярика.