Читаем Воздушный шарик со свинцовым грузом (сборник) полностью

Автобус тронулся и покатил по брюссельским улочкам. Откровенно говоря, для европейской столицы выглядел Брюссель несколько однообразно и даже провинциально. Снежана вещала что-то о Лакенском дворце, где проживал бельгийский монарх, о соборе Святых Михаила и Гудулы, о брабантской готике и фламандском барокко. Голос ее звучал усыпляюще монотонно, сильный акцент и болгарские словечки, обильно пересыпающие русскую речь, превращали информацию в забавную невнятицу. Особенно приятно было услышать, что «Брюксел не толко столица на Белгия, но и седалище на множество международни организации». Наконец, мы остановились невдалеке от Гран-плас, центральной площади Старого города, вышли из автобуса и продолжили путешествие пешим ходом. Площадь была великолепна. Почти вся она утопала в огромном цветочном ковре, окаймленном старинными, необычайной красоты строениями. Под нависающим пасмурным небом цветы выглядели чужеродно празднично и пестро. Снежана вновь затарабарила – о ратуше, о Хлебном доме, о зданиях гильдии. Скучающей цепочкой наша группа пересекла площадь, свернула на прилегающую улочку и остановилась у фонтана с маленькой скульптурой Писающего мальчика. Мальчик с самым сосредоточенным выражением лица журчал в раковину небольшого фонтана и делал вид, что ему совершенно не до туристов.

– Пред вами, – сообщила Снежана, – одна от главных достопримечательности на Брюксел – Маннекен Пис, или Маленьки Жюльен. Легенда голосит, что в четырнадцати век во время гримбергенска война одно детято попикало на враже войско.

– Что попикало? – переспросили из толпы.

– Детято… Ээ… Дитя. Ребенок. – Снежана смутилась. – А по друго предание детято попикало на горящи боеприпасы и изгасило пожар.

– Разве можно таким образом потушить целый пожар? – изумился кто-то.

– Еще как можно, – вмешался я. – В свое время в Москве не нашлось маленького, но отважного любителя пописать, и та сгорела от копеечной свечи. У каждого города должен быть свой писающий мальчик.

Снежана с удивлением глянула в мою сторону и продолжила повествование о крошке Писе. Когда она предложила проследовать дальше, я вновь подал голос:

– У брюссельцев, к слову, есть немного странная традиция: если вы хотите благополучия в семье и достатка в доме, нужно потереть Писающему мальчику то место, откуда проистекает его слава. Сами понимаете – Европа…

– Это уже чересчур! – раздался рядом со мною знакомый голос профессора Айзенштата. – И давно, позвольте узнать, появилась эта традиция?

– Только что, – невозмутимо ответил я. – Но люди уже трут. Посмотрите, еще немного, и у ребенка начнется бронзовая эрекция.

В самом деле, многие из нашей группы, кто украдкой, а кто и откровенно, потирали «детету» пиписку.

– Чего не сделаешь для дома и семьи, – философски заметил я. – Не хотите присоединиться, профессор?

– Благодарю, – ответил профессор Айзенштат. – У меня дома все в порядке. Да и с головой пока тоже. Что еще вы намерены предпринять с нашей группой? Убедите ее вскарабкаться на Атомиум?

– Вы меня пугаете, профессор, – покачал головою я. – Даже в мой извращенный ум не могла забрести столь изощренная фантазия. Пойдемте, мы отстаем от группы.

Группа наша меж тем разделилась на две части: одни послушно плелись за Снежаной, другие образовали мою свиту. В их числе были большезубая девушка, следующие по пятам за ней родители и профессор Айзенштат, которого мои бредни по какой-то неведомой причине завлекали больше исторически подтвержденных сведений от Снежаны.

– Миша, ну что ж вы ничего не рассказываете? – улыбнулась мне своей лошадиной улыбкой большезубая девушка.

– Честно говоря, – я улыбнулся ей ответно, – мне просто неловко отнимать хлеб у нашего брюссельского гида. Но если вы настаиваете…

– Пожалуйста, – попросила она.

– Что ж, с удовольствием. Тем более что мы находимся в местах, где на каждом камне невидимыми буквами начертано: «История». Например, в этом доме, – я указал на четырехэтажное здание в стиле барокко, – родился автор знаменитой «Легенды об Уленшпигеле» Шарль де Костер.

– Неужели? – тихо и с иронией проговорил профессор Айзенштат. – Для меня это приятная новость.

– Для меня тоже, – столь же тихо ответил я.

– Шарль де Костер, – продолжал профессор Айзенштат, – если вас это не смутит, родился в Мюнхене.

– Да? – искренне удивился я. – Ну это он, конечно, погорячился.

– Кхм-кхм, – привычно кашлянул профессор.

– Миша, а в этом доме кто родился? – на сей раз очень вовремя вмешалась большезубая.

– Многие, – ответил я. – Очень многие. Родились, жили, умерли… Слушайте, – я шепнул ей на ухо, – давайте незаметно отстанем от остальных. А то ходим как детсадовцы за воспитательницей.

– А… разве так можно? – удивилась она.

– Нужно. Вы зачем в Бельгию приехали?

– Как зачем? Что-то увидеть, что-то узнать…

– Много же вы увидите и узнаете с этой дурацкой экскурсией. Чтобы увидить и узнать, надо бесцельно бродить, нырять в переулки и закоулки, присесть в каком-нибудь баре и выпить пива или кофе. И наступит момент, когда город вам скажет сам: «Привет, будем знакомы».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза