Воздушный стрелок. Сквозь зенитный огонь

Один наш товарищ тогда заметил: «Если мы выиграем войну, то снимем свою униформу только тогда, когда пойдем на пенсию». Меня это не особо огорчило, т. к. я собирался стать кадровым офицером. Мне постоянно мерещилась карьера офицера-техника летных частей, поэтому она так или иначе была бы связана с военной формой. Неслыханные успехи наших войск и нацистская пропаганда о советской системе, как о «колоссе на глиняных ногах», внушали надежду на то, что это действительно так.

В начале июля мне представилась возможность на выходные съездить к родителям домой. У отца, как известно, было необычное хобби: Боевой состав и вооружение Красной Армии. Откуда он доставал этот материал, не знаю. Но я видел большое количество фотографий советских танков, самолетов, пушек и военных кораблей. Отец, закончивший Первую мировую лейтенантом и инвалидом, поддерживал контакты с офицерством регионального управления по обороне. В своих докладах он читал им и материал о Красной Армии.

Когда я прибыл домой и начал с отцом радостно обсуждать успехи наших войск, он сделался серьезным и сказал — я никогда не забуду этих слов — «ну вот на этом мы войну и проиграли!»

Для меня это явилось страшным шоком, и я постарался побыстрее забыть столь пораженческие высказывания моего высокоуважаемого отца. Высказавшись так на людях, он мог бы заработать себе смертный приговор. Таковые действия расценивались как разложение морали армии, и карались смертной казнью. Долго я вытеснял из своей памяти это осознание моего отца. Лишь в феврале 1943 года мое сознание снова вспомнило тяжесть этого пророчества. Это было во время траурной церемонии, когда мы на вокзале города Халле встречали спасенное из сталинградского окружения боевое знамя и перевозили его в казарму.

Но до того момента еще было много времени. По окончании общевойскового обучения и освоения технических основ, учебные роты были поделены на три группы по направлениям и в последовательности к требованиям по интеллекту и боевой готовности:

• радист,

• телефонист,

• водитель.

Через следующие два месяца последовало еще одно разделение на:

• бортрадиста,

• радиста наземной службы.

Мои успехи в учебе на бортрадиста превысили обязательный минимум, т. е. мое прилежание окупилось. Впереди была учеба на бортрадиста в школе связи ВВС в Эрфурте. Я от этого был так счастлив, что принимал официальные сообщения командования Вермахта о ходе боевых действий пока что такими, какими их преподносили.

Два месяца, во время которых нам давали продолжать обучение в похожей на санаторию казармы, мы — будущие бортрадисты — принесли нам совершенно неожиданное расширение каталога.

Само собой разумеется, что по выходным и по окончании службы вечером, мы могли покидать это расположение. Наш внешний вид переходил под личную ответственность. Еще во время пребывания в рекрутах проверке перед редкими выходами в увольнение подвергалось не только состояние униформы и сапог, но и чистота под ногтями, а также прическа. С этим порядок был не у всех. Тогда нерадивому солдату назначали прибыть на проверку еще через час, и часто получалось так, что в конечном итоге выход в город Веймар просто откладывался.

Для нас, 18 летних «новоиспеченных солдат», вечера с выпивкой в казарме являлись чем-то особенным. Будущих бортрадистов собрали в один взвод и поместили в другом блоке казармы. Командиром взвода был один оберфельдфебель, у которого не было антипатии как к хорошей еде, так и к алкогольным напиткам. И вот оберфельдфебель Куманн узнал, что в его взводе несут службу 5 сыновей крестьян. Немецкие крестьяне в то время еще не знали нужды. И тут он сделал предложение своей удивленной аудитории:

«Как насчет пивной вечеринки? Я позабочусь о пиве, наши крестьяне организуют масло, мясо и колбасу, а кто не в состоянии предоставить пакет жратвы, тот платит за пиво».

Мы были в восторге и снова удивились, когда наш командир взвода распорядился из столовой аэродрома выставить каждому по ящику пива. В то время в ящике пива было 16 бутылок, каждая объемом по 0,33 литра.

Вечер был таким веселым, и мы пели так громко, что на нас обратил внимание дежурный офицер и появился у нас с двумя часовыми. Однако то, что в Люфтваффе к таким увеселениям бытовало либеральное отношение, подтвердилось дружеским замечанием в адрес нашего оберфельдфебеля. И веселье продолжилось с неизменным темпом. Наконец мы, пьяные как есть, вышли в коридор, взяли свои карабины из ружейной пирамиды «на плечо» и начали упражняться в строевом марше, при этом делая невообразимый шум нашими подкованными сапогами. Но ни это было удивительно: Каждый из нас осушил по 16 бутылок пива с большим количеством жирного гарнира, и не спал полночи. На утро наше расположение было безукоризненно чисто, а взвод бортрадистов усердно нес свою службу как обычно.

В течение двух месяцев осени 1941 года у нас было таких 4 «пьяных» вечера. Мы души не чаяли в нашем оберфельдфебеле.