Возгласы прошлых лет. Часть первая

Уже прошло несколько недель со дня его написания, а конверт всё ещё не добрался до столицы и рук магистра Юндара, но сегодняшний день станет роковым. До столицы оставалось пару часов, и Глен, не успевши продрать усталые глаза, уже собирал все свои вещи и принялся готовить Резвую к стремительному заезду.

– Прости меня, музыкант. Надеюсь, ты летишь со стражем на небесах в дальний путь. Туда, где свобода пересекается с мнимой частью нашего бытия, – тяжело проговорил Глен, осматривая место ночлега, потухший костер и уже охладевший труп музыканта.

Глен ещё раз окинул взглядом рощу и принялся седлать Резвую – последнее живое существо, любившее Глена и полностью ему доверявшее. Теперь все его знакомые разговаривали с ним в его воспоминаниях.

– Нельзя так, Глен. Вечно думать о тех убитых. Твои руки правосудия никогда не были в крови. Отпусти их и забудь. – Фейр недовольно затянулся и на выдохе выдул дым.

– Как забыть тех, кто умер невинно от моих же рук? – свесив голову у костра, отвечал Глен.

– Отдохни, Глен, – спокойно ответил Фейр, посматривая куда-то в ночную гладь, усыпанную звёздами.

– Считаешь, что мне нужен покой? Как быть спокойным, когда погубил столько душ?

– Что ты хочешь услышать? Никогда их не вернёшь, Глен. Никогда. Запомни это и заруби на своём задранном носу. То, что умерло, уже не воскресишь, если ты не потомок Эльна, а в кармане не припрятан свиток заклинания. Ты не один такой и был не одним таким. Все рано или поздно начинают страдать от содеянного. – Фейр был не в себе, но говорил совершенно спокойно и теперь поглядывал по сторонам.

Глен промолчал и лишь словил сочувствующий взгляд Фейра. В тот день он снова ночевал под открытым небом.

Тридцатилетний, угрюмый, но для своих всегда казавшийся весельчаком. Стройный, высокий и слегка худощавый, с собранным пучком грязных волос на голове, Фейр, частенько выслушивал упадок духа Глена. Предприимчивый, хитрый и решительный – вот что можно было сказать о Фейре, а несколько продольных шрамов на щеках показывали его безрассудность. Лезть на рожон было для него обычным делом. Слишком удачлив он был, поэтому и отделывался лишь шрамами. Среди карателей Фейр был лучшим и всегда выступал примером. А семь приговоров за десять лет над самолично пойманными заклинателями, только прибавляли его имени весу.

– Судьбу не обманешь. Поэтому отправляйся в Эрфенскую гильдию и больше не думай, что ты великий хитрец.

– Судьбу не обманешь…, – повторил Глен и задумался.

– Прошлое не изменишь, судьбу не обманешь, а в настоящем только и думаешь о том, как изменить прошлое и обмануть судьбу, – добавил Фейр.

– Как ты справляешься со всем этим и остаёшься таким?

– Не принимаю всё близко к сердцу… – Фейр подавился дымом и грубо кашлянул. – И… только думаю о вечном жизненном долге. Мы были рождены, чтобы избавить этот мир от опасности. Если мы уйдём и закроемся в себе, постоянно думая о тех, кто погиб от наших рук, то кто, Глен? Кто придёт нам на смену? – Фейр оглядел Глена своим невозмутимым взглядом.

– Убийц достаточно, поверь.

– Но таких, как мы, недостаточно. Любой другой сразу сошёл бы с этой тернистой дорожки, получив своё золото или скромное, уютное местечко. Как говорила моя мать: «Ты должен стать таким же, как отец, иначе мы все умрём с голоду». Теперь я богат, Глен. Все мои близкие всё равно мертвы, но долг мой вечен. Всё ещё вечен… Иначе близкие других людей будут умирать, так и не став такими же, как их отцы и матери. – Фейр пытался разозлиться, но в его голосе не было ни капли раздражения.

– Моя мать сильно болела и умерла слишком рано. Мне было пять, когда я увидел её неподвижное лицо, уже не молящее и ничего не просящее. Она лишь только хотела, чтобы я стал сапожником… Как и мой отец, – томно проговорил Глен вспомнив.

– Сапожником? – Фейр рассмеялся. – Сапоги то у тебя совсем простые.

– Да… Отец тоже рано умер, так и оставшись подмастерьем. Но я всё ещё помню его слова: «Не будь занудой, Глен, и прибивай каблук к башмачку» – Глен радостно гоготнул.

– И сколько каблуков ты прибил к башмакам? – ехидно спросил Фейр.

– Ни одного… Гвозди всегда загибались или ломались. Я бил с недостаточной силой, но когда отец сказал бить сильнее, я всегда промахивался.

– Судьба не хотела, чтобы Глен Локрог стал сапожником, – улыбчиво осмотрелся Фейр.

– Но как этого хотел мой отец и моя мать.

– Подмастерьем сапожника ты не стал. Зато стал карателем священной гильдии… – уже хотел воодушевить Фейр.

– Всего лишь тенью, – грубо прервал Глен.

– Ты сам выбрал этот путь, Глен. Как и я, как и сотни таких же, как мы.

– У меня другого и не было.