Возгласы прошлых лет. Часть первая

Её глаза горели и искрились, смотря на него. Она была поистине счастлива его появлению в своей жизни. Он отвечал тем же, но только не по ночам. По ночам он смотрел на неё глазами разъярённого пса, словно налитыми выступавшей кровью поверх. Все спали, а Глен только и думал, как ему совершить бесчеловечную расправу, которую каратели обычно именовали карой. Карой королевской. Карой великого стража. Карой мира людского и каждого рождённого сердца. Новоиспечённого, не сломленного, ни сгоревшего, ни ведавшего, что такое необъятный огонь, потеря части души или смерть от рук крови Эльна. Глен гневался внутри, но понимал, что ему лишь следует выпытать больше нужных слов, передать их карателям, и на этом его первое задание было бы окончено. Но он не мог справиться с мыслями: Их же казнят… Их же всех казнят… И даже тех, кто не принадлежит к крови Эльна. Они умрут как свидетели. Спасти их не получится, ведь меня никто не послушает, а если спасу только Нессу и её маму, то умру сам.

Внутренний голос ему подсказывал: Их всё равно найдут и убьют. Но если им и суждено погибнуть, то только милосердно…

– Глен, ты уже спишь? Глен? Услышь меня, – шёпотом допытывала она его каждую ночь, так как хотела засыпать с ним одновременно.

– Ещё нет, – недовольно вымолвил он, думая о том, как ему поступить.

– Тогда закрывай глаза. Хорошо? Доброй ночи, Глен…

– Доброй ночи, Несса.

С дикой злобой он вспоминал те дни и словно пытался залезть в своё нутро, чтобы навсегда уничтожить эти воспоминания. Они были безжалостными и колко растерзывали его разум.

Глен вернулся с грохотом небес. Он всё ещё не убирал с головы Юндара арбалет, а он, как и прежде, трясся и крепко сжимал его руку.

– Я корил себя на протяжении всей своей жизни. Сомневался, терзался, думая, что имя мне – надежда… А вы их плодили, разводили как скот? Отвечай мне!

Глен дышал перебиваясь, а Юндар только и мычал. Плачуще мычал.

– Правда, Гленель… Ты всё ещё помнишь тот день? Как ты сжёг всю деревню? Как убил всех детей, населявших её? Помнишь же, как разбил невинное сердце девочки? Как уничтожил в ней счастье? Как безжалостно вонзал в неё кинжал? – он говорил ещё быстрее и стал подползать на коленях. Слёзы, сопли – всё лилось рекой, а он мычал, хрипел и снова мычал в голосе.

– Вы предатель, магистр. Вы предали всё, за что мы сражались…

– Нет, Гленель! Предатель тут только ты… Ты предал в себе человечность, не оставив и шанса этим людям. Ты уничтожил идиллию…

– Чтобы они не смогли уничтожить нас. – гневно ответил Глен.

Его арбалет соскользнул с потного лба, и болт свистнул магистру прямо в сердце. Юндар не успел что-либо сказать, не смог даже пошевелиться. Он всё ещё смотрел в глаза Глену. Жалостливо и безнадёжно. Только лишь прохрипел и вымолвил на последнем издыхании:

– Я виновник, Гленель… Я виновник…

Голос Глена задрожал, и он мигом упал на колени, чтобы не дать упасть Юндару. Он прихватил его за голову и приобнял его, содрогаясь внутри. Всё, что было на лице, разом затряслось: губы, скулы и морщины на лбу.

– Юндар…

Слёзы стали выступать, а голос разразился громогласным припадком. Он звучал, подобно грому, но теперь словно припевал предсмертную речь. Монотонно и казалось, что невозмутимо.

– Это я виновник, Юндар и здесь нет ублюдков Эльна. Существует только один ублюдок и ликов у него четыре. Слышишь меня, страж великий? Я убил десятки невинных и имя мне – смерть. С юных лет видеть умирающих людей… Как это подло… – молвил он неспешно и прикрыл его глаза.

Юндар испустил дух у ног своего самого верного ученика. Когда Глен впервые увидел его, он поклялся в явном презрении к таким людям. Годы шли, и презрение постепенно сменялось на уважение. Глен словно питался мудростью и отвагой прожжённого старика, бросившего всё ради одной заветной цели – забвения. Миллионы людей по всему миру никогда бы не узнали той ветхой истории, если бы не одна деталь… Маленькая и способная на многое, потому что оказалась живой. Руки Кателя Юндара были по локоть в крови: несчастной, безнадёжной и боящейся. Но почему-то истинные убеждения старика сбились с верного пути. Священные гильдии возводились на крови и плоти и излучали лишь символ будущего. Единственного и правильного будущего. Убей хоть тысячи, всё равно в один момент пустишь корни жалости к кому-нибудь. И такие руки: обожжённые в праведности, запачканные предрешением, исполняющие всего лишь одну суть, однажды станут надеждой для одного маленького человека.

И теперь магистр хладно лежал у ног самого верного ученика, руки которого не были верны, но никогда не питали слабости к кому-либо.

– Ты спас девчонку… – произнёс Глен в гневе.

Лицо его не выдавало эмоций, но вот только нутро билось в страхе и играло жутью и ненавистью, вспоминая ту самую ночь двадцать девятой луны.