Переход на «ты» многое говорил Марку. Резко выдохнув, словно перед прыжком в ледяную воду, он приступил к переодеванию. Рядом суетился Игги. Сферу своего коммуникатора он развернул в ростовое «зеркало» и, бросая молниеносные взгляды на отражение клиента, трудился над внешностью. Косметическим мультиманипулятором Игги орудовал ловчей, чем обер-декурион Гораций – любимым штык-ножом. Во всяком случае, Марк даже не замечал точечных, выверенных до миллиметра касаний. Застегнув последнюю пуговицу, он одернул китель, поправил треуголку и лишь теперь решился посмотреть в зеркало.
– Великий Космос!
– Вот-вот, – расплылся в улыбке Игги. – Это вам не кулаком совать…
Старуха подошла ближе:
– Никогда, – она говорила медленно, чеканя каждое слово. – Никогда твое содержание, мой мальчик, не будет соответствовать форме. Потому что форму делают мастера, а содержание пущено на самотёк. Пишем?
– Вас требуют, – подал голос оператор. – Вас, госпожа…
– Требуют?
Глаза старухи опасно сузились.
– Экстренный вызов. Дать связь?
– И кто же меня, пожилую женщину, требует?
– Господин Салюччи! Действительный и полномочный председатель…
– Я в курсе, кто такой Гвидо Салюччи! Значит, требует?
Оператор счел за благо промолчать. Было ясно, что глагол «требует» применительно к имперской безопасности опасен для жизни.
– Ну! – рявкнула госпожа Зеро. – Я жду! Пустите Гвидо на «зеркало»…
В примерочной сфере, вытеснив Марка, возник председатель Совета Лиги. В отличие от стилистически выверенного обер-центуриона Тумидуса, Гвидо Салюччи не внушал ни доверия, ни уважения. Скорее он напоминал беднягу, павшего жертвой чудовищной аферы. Всклокоченный, с галстуком, сбившимся набок, председатель дышал так, словно минутой ранее взбежал на двенадцатый этаж.
– Немедленно! – тенор рванул к небу, воспарил, взял верхнее «до». – Ко мне!
В студии повисла жутковатая тишина.
– Это ты кому, Гвидо? – голос старухи превратился в сироп, сладчайший раствор цианида. – Своему пуделю? Потому что если ты говоришь со мной…
– Прозерпина! У нас форс-мажор!
– Конкретнее!
– У нас такой дичайший форс, что каждая секунда…
– Гвидо! Я с места не двинусь…
– Вот! Вот тебе конкретика!
«Зеркало», казалось, вышло из берегов ограничительной рамки. Площадь, удивился Марк. Он ждал чего угодно, только не хроники с Острова Цапель. За площадью, жертвенным алтарем возвышаясь над морем голов, виднелась пирамида. Толпа прибывала, буйствовала, вскипала гребнями рук, поднятых в странных, экстатических жестах. Большинство горожан тащили за собой детей и стариков. Младенцев, тяжелобольных, дряхлых обезножевших патриархов несли на импровизированных носилках. По краю транслируемого изображения к десантным ботам отступали миротворцы. Грузились, готовились к экстренному взлету. Стреляли: поверх голов, под ноги, превращая булыжник, которым была вымощена площадь, в фейерверк каменных брызг. Если это и задерживало продвижение толпы, то ненадолго. Марк видел, что упавшие не поднимаются. Их растаптывали в хлам, в красную кашу. Из боковых улиц текли бесчисленные ручейки, умножая человеческий потоп.
Море требовало и умоляло.
– Везде! – хрипел Гвидо Салюччи. – Так везде…
– Уже еду! Наш представитель…
– Здесь! Ждем только тебя…
– Конец связи!
Госпожа Зеро повернулась к «зеркалу» спиной. К черному овалу, похожему на тюльпан, который распускается в космосе после РПТ-маневра. Впору было поверить, что старуха вот-вот опрокинется назад, в мрачную полынью, и возникнет на Белом холме.
– Марк! Сопровождайте меня.
– Я только переоденусь…
– Нет времени! Вы водите аэромоб?
Марк кивнул. Но госпожа Зеро смотрела не на него, а на стилиста. Пятясь к операторской, Игги Добс неожиданно для себя открыл простую, очень неприятную истину. Он предпочел бы год прожить на острове в окружении плотоядных, чертовски болтливых паллюсков, бок о бок с училищем помпилианских рабохватов, нежели провести десять минут в обществе этой ведьмы, когда у нее скверное настроение.
– Подписки, Мамерк, – велела госпожа Зеро. – Возьмите у него подписки. Все, какие есть на свете. Пусть сидит в студии и ждет моего возвращения. Если он захочет кофе… Сколько угодно, Мамерк. С пирожными. Со сливками. С гашишем! Перед расстрелом господин Добс не должен жаловаться, что мы отказали ему в кофе.
– Оп, – выдохнул Игги.
– Вы что-то сказали?
– Оп. В смысле, оп-ди-ду-да.
– Совершенно верно, – без тени юмора отозвался лысый Мамерк.
Часть третья
Тишри
Глава седьмая
От генерала до булочника
– Не верю, – вздохнул Гвидо Салюччи. – До сих пор не могу поверить…
Он развел руками:
– Всё складывалось так удачно!