Вожак

Ллер Эналле с трудом повернул затекшую шею и вздрогнул, поняв, что возле него стояли на коленях и мерно раскачивались сородичи. Все три десятка, кто увидел через его перстень короткий момент чужого прошлого. Они плакали, не замечая слез. Судорожно сжимали кулаки, до крови впиваясь в кожу ногтями, и молча проклинали… от души проклинали безумца, создавшего и придумавшего эту пытку. Вот теперь они узнали ее истинную цену. Видели гибель Малой сторожи и вместе с Белкой ползли по холодным камням в страхе перед вырвавшимся на свободу огнем.

– Мне жаль, – повторила она, отступив на шаг.

– И мне, малыш, – тихо сказал владыка Л’аэртэ. – Прости, что я не могу тебе в этом помочь.

Инару поднял голову, но наткнулся на сочувствующий взгляд повелителя и чуть не задохнулся от неожиданной догадки.

– Ты прав, – печально кивнула Гончая. – Ваш лорд на своей шкуре прочувствовал, каково это – убивать чужую душу. Это случилось давно, в Аккмале, больше пяти веков назад, когда мы впервые встретились. Тогда я была зла на вас. Тогда я умела только ненавидеть и поэтому обрушила на его голову все, что копила столько лет, не задумываясь о последствиях… И отошла в сторонку, искренне надеясь, что это его убьет. Не убило, как видите. А Тиль…

Владыка эльфов грустно улыбнулся.

– Я заслужил.

– Теперь я об этом жалею. Хотя, конечно, нельзя сказать, как бы повернулось дело, если бы все вышло по-другому.

– Может, меня бы уже не было?

– Не исключено, – согласилась Белка, и Тирриниэль понимающе прикрыл глаза. – Я бы хотела, чтобы ты им тоже кое-что показал. Мне кажется, после этого вам будет проще найти общий язык.

Старейшины непонимающе нахмурились. Как могло случиться, что после всего случившегося Белка верит Тирриниэлю? Знает, что именно он отдавал приказ на первое изменение, но не презирает его? Не ненавидит больше! А он, кажется, действительно сожалеет?

«Не понимаю, – тоскливо подумал Инару, с трудом прогоняя чужие воспоминания. – Талларен сломал ей жизнь, а она… простила?»

Белка осторожно коснулась похолодевшей ладони Тирриниэля и тихонько ее сжала.

– Они должны понять, Тиль. Их обманули. Пообещали вернуть прошлое, раскрасить будущее, изменить настоящее… поэтому они шли сюда не со злобой, а с намерением избавить мир от порождения мрака. Шли умирать, надеясь хотя бы смертью своей сделать великое дело. Они всем рискнули ради своего народа. От всего отреклись. Знали, что ты для них не соперник, и все равно не испугались. Да, их рука бы не дрогнула, если бы представился случай… даже сейчас, подари мы им такую возможность, они бы без колебаний вонзили нож тебе в сердце… но в их душах нет ненависти, только боль. И эта боль ваша общая: за свой лес и свой народ. – Гончая пытливо заглянула в глаза царственного эльфа. – Я знаю, тебе нелегко это принять, и знаю, что ты злишься. Понимаю, каково это – чувствовать себя преданным и оболганным. Каково стоять и смотреть в лицо тем, кто даже сейчас лелеет мысль об отмщении за те грехи, которых ты не совершал. Это больно, Тиль, но если ты сейчас не смиришь свою гордость и не сделаешь шаг навстречу, они умрут. Умрут, уверенные в своей правоте и в том, что ты погряз в гордыне. Что презираешь весь остальной мир и готов на все, чтобы поставить его на колени… Но ты мудр, Тиль. Ты гораздо старше этих детей, польстившихся на ложные посулы. Пожалуйста, не отталкивай их только потому, что они по неведению совершили ошибку. Ведь когда-то ты тоже ошибался и остался жив только потому, что сумел найти в себе силы это признать.

Ллер Эналле с замиранием сердца вслушивался в тихий голос Гончей. Так искренне и так горячо, кажется, она еще никогда не говорила. Никого ни о чем не просила. А повелителя сейчас почти умоляла.

Владыка Л’аэртэ несколько мгновений смотрел на взволнованное лицо Гончей, а потом со стыдом опустил голову: она была права. Но почему же она просит перед ним за его народ, когда это ему следовало сделать первый шаг? Стоящие перед ним на коленях эльфы – всего лишь дети. Немного наивные, погрязшие в страхах и непонимании братья, чьей неосведомленностью умело воспользовались. Им сказали: «Вот ваш враг!» И они поверили, просто потому, что поверить в чью-то вину легче, чем оглядываться на собственные ошибки. И вот этих слепцов надо уничтожить? Но за что? За то, что они не видели истины? За то, что обманулись и поверили хранителю, который мог знать о грехах владыки?

Тирриниэль тяжело вздохнул.

– Оказывается, иногда полезно посмотреть на себя со стороны. Спасибо, малыш.

– Пожалуйста, – слабо улыбнулась Белка, а потом протянула открытую ладонь, на которой тускло поблескивало изящное колечко.

Ллер Эналле заметно напрягся, когда лорд забрал его родовой перстень. Тиль помолчал, искоса наблюдая за тем, как устало поднимаются с земли потрепанные эльфы. Невесело усмехнулся, вполне понимая светящуюся в их глазах неприязнь. Взглядом поинтересовался, не возражают ли они против еще одного откровения, и слегка удивился, когда один из старейшин изучающе посмотрел в ответ и… неожиданно кивнул.