Вожаки комсомола

В комнату ворвался стон моря. Море! Будто и вправду почувствовало его душевное смятение, его необычную боль сердца и суровые мысли. Теперь оно высоко вздымалось над скалами и гудело тысячами непонятных голосов.

В памяти ярко всплывало прошлое…

Вот он, маленький Сашко, босоногий, в полотняной, сшитой матерью рубашке, бежит пыльной улицей Демеевки.

Мальчуган находит подсолнечную палку, садится на нее верхом, как на горячего коня, и вихрем скачет по улице, поднимая за собою сизые облака пыли… Любит малыш птиц и рыбалку. Любит слушать птичьи голоса, нежный звон кузнечиков, собирать коллекции красочных мотыльков. И часто в тесном кругу детворы засиживается он далеко за полночь, очарованный сказками восьмидесятилетнего деда Гайдабуры. Словно из глубин седых веков, его сухой старческий голос рассказывает детворе о том, как жил когда-то в Киеве над Днепром Кирило Кожемяка.

Треснет где-то далеко, в небольшой роще, сухая ветка под чьей-то ногою, значит, кто-то идет тропинкою напрямик к станции, и ребятам становится страшно. Темнеет небо. Пора домой. И летит Сашко как на крыльях, едва касаясь ногами нагретой за день песчаной дороги. А если где-то в зарослях сирени вдруг зашуршит вспуганная ночная птица, Сашко от страху еще быстрее мчит к своему двору.

Крепким сном спит его уставшая родная Демеевка, околица Киева. Улочки с выгонами, убогие домишки, покрытые просмоленной толью, небольшие вишневые садики, желтолицые подсолнухи на огородах. Тут живет трудовой люд. Работают на железнодорожном узле, табачной фабрике, пивоваренном заводе… Многие из них пришли сюда из сел и, оставшись в душе хлеборобами, возились после работы в крохотных огородах и садах возле своих халуп.

Их домик тоже напоминает сельскую хату. Маленький, почти вросший в землю, он пристроился на краю глубокого оврага. Рядом, как и у других, огород и сад, а вдоль хаты лента цветов. Это отец вместе с матерью и детьми вырастил и вишни, и сливы, и алые маки, и розовые мальвы. Он видит, как неутомимо копошатся в цветках юркие пчелы, подзывает к себе сына.

— Погляди-ка, Сашко, — тихо говорит он. — Работящие, как люди.

Говорит отец про труженицу-пчелу и про рабочих людей с какой-то особенной любовью, и от этого загорелое лицо его светлеет.

«Почему он такой добрый? — думает Сашко и потом сам же отвечает: — Наверно, оттого, что вобрал он в свое сердце немало горя».

С малых лет отец батрачил. Сам был сыном батрака. И только лишь начинал таять снег и в воздухе едва пахло приближением весны, он уже собирался в дорогу — в украинские степи, на юг. Шел на заработки с родной Каневщины, под Киевом.

Провожали его с большой надеждой, но возвращался он в холодную хату с пустыми карманами.

— Не повезло мне, — грустил отец.

А на следующую весну опять собирался в странствия, снова лелеял надежду.

— Как только заработаю денег, куплю телку, свинью, а там, если удастся, — лошаденку. Вот тогда только и заживем, — прощаясь, говорил отец и шел через двор к воротам, а на его плече, будто нехотя, болталась большая полотняная котомка.

Так все годы отправлялся он вдогонку за счастьем, потому что витало оно где-то далеко отсюда, мыкался он по всей Украине до тех пор, пока не призвали его на царскую службу. Отслужив, попробовал устроиться на железной дороге. На этот раз повезло: со временем стал работать слесарем. Немного привык тут, обжился и вскоре женился.

Семья была большой. Детей только шестеро. Прокормить ее нелегко. А заработок мизерный — восемнадцать рублей в месяц. Только на хлеб, и то лишь по фунту на душу.

Бедствовали, пришлось идти на работу и матери. Стирала у господ белье, трудилась на конфетной фабрике, затем на табачной, потом таскала на стройке кирпичи, где за тысячу штук платили двадцать пять копеек. А достатка все не было.

— Вот когда б была у нас своя беленькая хата с вишневым садиком< — говорил мечтательно отец, — туда бы счастье непременно заглянуло.

Мечта эта не давала покоя, она измучила, иссушила отца. Решили собрать деньги и откладывали их долгие годы. Жить стало еще труднее, но не падали духом: хлеб выпекали сами, приносили из лесу и сушили на зиму грибы, желуди, ягоды, корчевали пни — не было на что купить дров. И наконец, приобрели недостроенный домишко с единственной комнатой, обмазанной изнутри глиной. Спали все вповалку, положив на пол матрац, набитый соломой. А когда ударили настоящие морозы, на стенах проступал иней…

— Разве ж это счастье? — размышлял Сашко. — А если оно такое, о котором мечтает отец, то слишком уж маленькое и жалкое, не переступает за порог нашей хаты…

В низкое оконце приземистой хаты заглядывает утреннее солнце, и детвора шумным кругом садится за большой, потемневший от времени дощатый стол и начинает ныть: как им не хочется жевать сухой хлеб!.. Но Сашко веселыми выдумками и шутками забавляет малышей, и так это у него выходит, что те громко смеются и забывают про все на свете, даже про свою еду. А сам он тоже всегда голодный — всю свою маленькую жизнь.