Вожаки комсомола

Председатель: «Слово для приветствия имеет представитель красной молодежи Грузии».

Представитель Грузии: «Я приветствую вас от имени ЦК Коммунистического союза молодежи Грузии. Вы, пролетарская молодежь России, счастливы тем, что имеете возможность свободно устраивать съезды и решать свои дела. Коммунистическая молодежь Грузии лишена этой возможности. Нас арестовывают и сажают в тюрьмы за то, что мы говорим, что в конце концов пролетариат Грузии должен восстать и свергнуть изменников рабочего класса, чтобы соединиться со свободной Россией. Коммунистический союз молодежи Грузии ведет самую ожесточенную борьбу против меньшевистского правительства за то, чтобы сделать нынешнюю Грузию Советской.

…У меня хватит смелости заявить от имени наших молодых коммунаров, что в самом скором времени этой меньшевистской Грузии не будет, а скоро будет Красная рабоче-крестьянская Советская Грузия!»

Скоро… После одной зимы. Возможно, наиболее трудной.

В третью годовщину Октябрьской революции арестован полностью весь Тифлисский комитет комсомола. Делегаты, прибывшие на республиканский съезд союза молодежи, собираются на… крыше здания представительства Советской России. Зато самая фешенебельная гостиница Тифлиса «Ориант» предупредительно отдана «горскому правительству», «комитету содействия горцам и терским казакам по их освобождению от большевиков», «комитету возрождения Баку»…

По требованию министра внутренних дел Н. Рамишвили объявлена «чрезвычайная мобилизация» — гимназистов и их почтенных дедушек хватают на проспектах и бульварах, под конвоем доставляют в казармы. Карательные отряды артиллерийским огнем сжигают селения нейтральной зоны, установленной после войны Грузии с Арменией. Демонстративно разорваны отношения с Азербайджаном, его посольство заключено в тюрьму.

…Весеннее половодье прорывает глухую плотину. Восстание перекидывается из уезда в уезд. Из Восточной Грузии в Западную, в горы Рачи, в приморские долины Абхазии. Борис среди тех, кто на рассвете 25 февраля 1921 года — в Грузии это как раз начало подлинной весны — водрузил над Тифлисом Красное знамя Советской власти.

Сразу два назначения — секретарь 2-го городского комитета партии и член Кавказского бюро ЦК РКСМ. Бюро, впервые учрежденного для руководства комсомолом по обе стороны Главного Кавказского хребта: в Азербайджане, Армении, Грузии, Дагестане, Горской республике.

Два месяца спустя участники пленума ЦК комсомола Грузии энергично атакуют Серго Орджоникидзе: «Дзнеладзе должен вернуться! Настаиваем, чтобы он был ответственным секретарем нашего ЦК!» В конце концов Серго сдается: «Быть по-вашему!»

Много это или мало — вся жизнь Бориса обидно коротка — еще почти год Дзнеладзе будет заниматься исключительно комсомолом. До письма Ленина:

«…Во что бы то ни стало и немедленно развить и усилить Грузинскую Красную Армию. Пусть 1 бригада для начала, пусть даже меньше. 2–3 тысячи красных курсантов, из них полторы тысячи коммунистов… Тут шутить нельзя. Это политически абсолютно необходимо, и Вы лично и весь Грузинский ЦК ответите перед всей партией за это»[13].

Это и для товарища Серго, и для всех членов ЦК Грузинской компартии.

«Партией мобилизованный», Борис уходит комиссаром Грузинской военно-сводной школы. Тогда точно и уважительно о них говорили — «кузнецы красных командиров». Двадцать пять генералов, более двухсот полковников, сорок Героев Советского Союза из курсантов того первого набора.

И в каждом немало от комиссара Дзнеладзе.

6

Начало октября двадцать третьего года застает Бориса в горах Абастумана — в туберкулезном санатории.

Из Тифлиса депеша с пометкой: «Особо важно. Срочно!» Приглашение на республиканский съезд комсомола. Врачи категорически против. Годы пребывания в меньшевистских тюрьмах, подполье оставили слишком заметный след. Болезнь лечению поддается плохо. Уверенности никакой.

— Не надо уговаривать! Я обязан поехать. Хотя бы для того, чтобы попрощаться… Другого случая уже не будет.

Не будет и этого. Живым до Тифлиса Борис добраться не сумеет. В пятницу, 5 октября, из горла хлынет кровь, 10-го в театре имени Руставели траурное заседание, 11-го — похороны.

Прожито двадцать три года. Потом будет памятник в центре Тбилиси — в саду Коммунаров, баллада, сложенная армянским поэтом Егише Чаренцем. И память поколений.

Илья Мухадзе

РАФАЭЛЬ ХИТАРОВ

1

Мовсес Геворкович втайне очень гордился своим вторым сыном Рафиком. Надеждой-то семьи, конечно, был старший — Георгий, юноша веселого нрава, умевший постоять за себя и уже знавший толк в деньгах, которые Мовсес Геворкович приумножал весьма успешно.

В кругу семьи он любил напоминать, что вот, мол, и прадед, и дед, и отец его были ремесленниками и тяжелым трудом едва-едва сводили концы с концами. «Ну сами посудите, какие капиталы мог накопить лудильщик медной посуды, да еще армянин — чужой человек в Кахетии. Ходил дед ваш Геворк по деревням Кахетии и Хевсуретии, таскал за плечами тяжелый мешок с инструментами и кричал: «Паять, лудить! Паять, лудить! У кого посуда дырявая — новая будет!»