Каждое утро Лиза спешила на Невский, к посудному магазину «Фарфор — фаянс — хрусталь товарищества Кузнецова». Магазин сиял витринами на весь квартал, сюда то и дело заходили важные господа и барыни в изысканных нарядах, заглядывали раненые офицеры, студенты, курсистки, иногда невзначай забредал простолюдин. Лиза довольно скоро привыкла к однообразной, утомительной работе за кассовым аппаратом, выучилась, держа в уме цифирь, вслушиваться в магазинную разноголосицу, узнавать новости на фронтах. Пройдет месяц ее новой, самостоятельной жизни в столице, потом другой, третий, потом минет зима — и снова, как тогда, после смерти отца, в душе Лизы обозначится перелом. Теперь она посмотрит на окружающее иными глазами. Она доподлинно узнает и выучит наизусть другой Петроград. В том, другом Петрограде, владычествовали бедность, грязь, теснота и убогость жилищ, голод, болезни, пьянство, запустение, смерть. Она проникнется заботами тех, кто от зари до зари склонялся над красильными чанами, гнул спину за сапожными верстаками, выстаивал у станков, дабы заработать копейки на пропитание. Она увидит оборотную сторону довольства и благополучия — «сильных мира сего» — нищету. В ней вызревала ненависть к существующим законопорядкам, к миру, где попирались человеческие достоинства и права. Она инстинктивно жаждала какой-то деятельности, ей грезились баррикады, винтовочные залпы, коммунары, умиравшие под пулями. Однако Лиза, естественно, боялась поделиться с кем-либо своими мыслями. Единственный человек, который мог бы ответить на все ее вопросы, брат Георгий, был в далекой сибирской ссылке, и она отчаялась когда-либо увидеть его.
Каково же было Лизино изумление, когда однажды — это случилось поздней осенью 1916 года — она увидела брата, поджидавшего ее вечером у магазина.
— Георгий! — только и выкрикнула она и тотчас замолкла, заметив, как брат приложил палец к своим губам и негромко, но внятно произнес:
— Ни слова больше! И никакой я не Георгий. Теперь меня зовут Андрей. Запомни это имя до лучших времен.
Оказывается, брат бежал из сибирской ссылки и нелегально вернулся в Петроград.
Брат был старше Лизы всего на четыре года, но выглядел уже вполне зрелым человеком. Говорил коротко, обдумывая каждое слово, глядел собеседнику прямо в глаза, в упор, как бы вопрошая: «Что ты за человек?» Изредка брат решительным движением откидывал со лба густые, чуть вьющиеся волосы.
Теперь Георгий жил в столице нелегально и, как и прежде, занимался революционной деятельностью. По заданию бюро Центрального Комитета партии Георгий организовал подпольную типографию для издания газеты «Правда».
Именно брат оказал влияние на формирование взглядов юной Лизы Пылаевой. Долгие беседы с ним не прошли даром для чуткой, впечатлительной девушки. Она с радостью узнала, что неотвратимо приближаются грозные времена грандиозной переделки социальных устоев. Да, надвигалась революция, которая должна была разрушить вековечный мир насилия и зла. Лиза Пылаева пошла в революцию безоглядно, самоотверженно, она была порывиста, смела и молода, и музыка скорого преображения мира звучала в ее душе. Она расклеивала по городу листовки, распространяла другую партийную литературу, собирала деньги на партийную печать, постигала замысловатую науку явок, конспирации, единоборства с предателями и шпиками.
Изредка Лиза получала от брата короткие записки, которые нужно было тайно передать кому-либо из его друзей — профессиональных революционеров. Случалось ей хранить в посудной лавке какие-то свертки и увесистые пакеты, о назначении которых она могла только догадываться. Лиза была у своих хозяев на хорошем счету, никому и в голову не приходило, что она может заниматься подпольной работой. Но сама она прекрасно понимала, что выбор сделан: что бы ни произошло в дальнейшем, она посвятит себя делу революции.
Легко себе представить, какая судьбина ждала бы Лизу, родись она где-нибудь в середине XIX века. В деревне непосильный крестьянский труд, в городе каторжная фабричная работа, прозябание в трущобах, туберкулез. А стань она революционеркой, народоволкой — казематы Петропавловской крепости, вечное поселение где-нибудь на холодных берегах Шилки, Енисея, Вилюя. Но Лиза родилась на самом исходе прошлого столетия, она была почти ровесница нашему веку.
Вскоре после буржуазно-демократической революции Александр Блок запишет в своем дневнике: «Старая русская власть делилась на безответственную и ответственную.
Вторая несла ответственность только перед первой, а не перед народом.
Такой порядок требовал людей верующих (вера в помазание), мужественных (нераздвоенных) и честных (аксиомы нравственности).
С непомерным же развитием России вглубь и вширь он требовал еще — все повелительнее — гениальности.
Всех этих свойств давно уже не было у носителей власти в России. Верхи мельчали, развращая низы. Все это продолжалось много лет. Последние годы, по признанию самих носителей власти, они были уже совершенно растерянны».