Вожатый…

До конца этой смены оставалось еще сегодня, и завтра – до двух дня, кажется, еще есть время потихоньку собраться, пробежаться по лагерю, искупаться, до дороги домой – еще целая вечность, но прощаться с лагерем мы начали уже сейчас. Дети, я, Алеся и Надюша, все неосознанно бросали вокруг свои прощальные взгляды, от них прям холодок меж лопаток и в сердце поселилась серая грусть. Наверное, это еще, потому что мы чувствовали, что это лето скоро закончится, а за ним осень.

Конечно, мои орлы, вернее галчата хорохорились, то ли не замечали этого состояния, в которое мы погрузились, то ли просто не хотели это видеть.

Пока же девочки готовились к вечерней прощальной дискотеке, наводя марафет, выискивая самый на их вкус сексуальный и сногсшибательный прикид, среди вороха грязной одежды, прошедшей огонь и воду, метались по всему лагерю в поисках помады и туши для ресниц.

Парни, вознамерились, раздобыть на прощальный вечер бухла. И, даже в наглую подкатили с этой идеей ко мне: «типа, не схожу, ли я с ними в соседнюю деревню, за пивом». Я ответил, что: «фиг», и показал им большой кулак.

В соседнюю деревню мы с пацанами все же пошли. Просто у меня осталось тысячи две с половиной денег, предназначенных на экстренный случай. Я как честный товарищ пошел сдавать их Вотану, тот выгнал меня в шею, с криком:

– Ты что – ли – дурак!? Иди и потрать.

Я выдал Алесе, и Надюше, по пятьсот рублей, оставив и себе пятисотку, а тысячу решил потратить на своих вредителей, то есть на отряд.

– Пацаны, – позвал я, – пошли тратить деньги в деревню, кто со мной?

Увязались почти все, шли, держась поближе ко мне, все же сказались наши последние лихие приключения.

А я, совсем не думал, о плохом. В душе блестючий задор:

– Не дрейфить, прорвемся по лезвию ножа, – шутил, лохматя их обросшие затылки.

И ничего плохого не случилось. В поселковом сельмаге, мы купили коробку импортного мороженного, коробку сникерсов и несколько баллонов пепси-колы. А когда притопали в лагерь и позвали девчонок, устроили час сладкоежки. Что удивительно, ни у кого не слиплось. И от обеда, приготовленного на костре у реки – супа из тушенки и макарон с луком, никто не отказался.

*

Вечерняя дискотека затянулась до часа ночи. Просто, когда по приказу Вотана, вырубали электричество, никто не желал расходиться, и все дружно скандировали:

– Еще – еще!

Видимо Вотан был в духе, и позволил продолжаться сему безобразию, но в час ночи свет все – таки отрубили.

Все медленные танцы, и белые и не очень чистые мы провели вместе с неизвестно откуда появившейся Наташей. Я прижимал к себе ее горячее податливое тело и как будто случайно тихонечко целовал в шею, она млела, мурлыкая мне что – то невразумительно приятное в левое ухо.

А Алеся?

Она где-то пряталась, и категорически отказалась идти на «эту дурацкую дискотеку».

Правда и продолжения у нас с Наташей на этот раз не случилось, виной тому ее напарница Марина, которая совсем разболтавшись, сказала мне по секрету, что дома Наташу ждет муж – бравый майор милиции и двое малых детей. Это меня здорово охладило. Я в то время был чрезмерно правильным, аж, до тошноты иногда, ну, куда себя денешь, от себя не уйдешь, даже сейчас.

*

Утро промчалось стремительно как табун степных лошадей, топоча своими четырьмя неподкованными копытами, в облаке пыли, запорошив глаза, оставив лишь впечатления и запах горячего терпкого пота.

Все по плану:

Подъем.

Зарядка.

Завтрак.

Сбор чемоданов, вчера их так никто и не удосужился собрать, все прощались с лагерем и готовились к дискотеке.

Последняя линейка.

Обед.

И вот уже через час нас всех заберут большие желтые «Икарусы» и отвезут в разные стороны края.

Алесиного чемодана не было на месте. Когда я это осознал, в нашу вожатскую комнату с растерянно – хмурым видом заглянула, Надежда:

– Ищешь…? Ее уже нет. Родители приехали на машине и увезли. Она плакала, чтобы ты знал.

Я же не знал ничего, хотя все прекрасно понимал. И уже пожил достаточно, чтобы не воспринимать случившееся как вселенскую трагедию. Да, мне было больно. Да, я безумно хотел, чтобы она осталась, и мы помирились. Да, я мог попробовать еще, что – то сделать, чтобы все исправить. Но я не стал этого делать. Когда мы молоды, то так глупы и тщеславны, мы мним себя пупом вселенной и не умеем прощать, время меняет все, хотя некоторые не спешат меняться.

*

Постепенно на моем сердце стала образовываться корка льда в качестве анестезии, чтобы его совсем не разорвало на тысячу мелких атомарных частиц.

Устав смотреть на стены и спорить с ними – такими безответными, я выглянул в окно вожатской, глотнуть свежего воздуха, и увидел там Арни. Конечно не Шварца, это была кличка одного подростка из отряда детского дома г. Чайковского. На первый взгляд – типичный качек, но очень даже неплохой паренек. Я держал в своих руках, так и незапихнутую в сумку книгу Сапковского о ведьмаке Геральте, и сразу решил, что ее необходимо ему подарить. То есть качку Арни, эту самую книгу.

Почему или зачем? – спрашиваешь ты.