— Вах, я и так при должности. Проблем много, устал языком работать, митинги проводить. Люди идут, люди приветствуют свободу. На руках носят! Думаешь легко? Но мы, грузины, не боимся проблем. Скоро брат мой названный приедет, Церетели. Его ссылка в Сибири закончилась, и он выехал. Вслед за Плехановым будет. Вот когда Исполнительный Комитет Петросовета заработает! А ты не заходишь. Смотри, потом жалеть будешь! Смотри! — и в трубке послышались короткие гудки отбоя.
«Угу, языком он работать устал, бедолага… Ну-ну. А информация дельная, — Керенский посмотрел на календарь, где числилась дата двадцать седьмое марта, — Три дня, у меня есть ещё целых три дня. Плеханов, судя по собранным на него сведениям, один из самых старых и авторитетных марксистов. У него учился даже Ленин. Затем они разругались. Надо взять это на заметку».
И, взяв со стола большой колокольчик, принесенный Сомовым, Алекс от души в него зазвенел.
Чистый, мелодичный звук, вызванный уларами валдайской меди по серебру, пронёсся по кабинету. Находившийся в приёмной Сомов услышал его и заглянул в кабинет.
— Владимир, вызови мне автомобиль, в Петропавловскую крепость надо съездить.
— Сей момент!
Время шло. Немного позже он снова заглянул в кабинет и сказал.
— К вам титулярный советник Кирпичников Аркадий Аркадьевич, глава уголовного сыска.
— Да-да, я его жду, проси!
Про себя же Керенский подумал: «Как быстро тот собрал нужные сведения».
Через пару минут в кабинет вошёл среднего роста человек, на вид лет тридцати пяти. Коротко подстриженные тёмно-русые волосы были зачёсаны наверх, а на носу закреплены очки с круглыми стёклами.
— Начальник Петроградского сыска, титулярный советник Кирпичников Аркадий Аркадьевич, — представился вошедший человек по всей форме.
— Рад, весьма рад! — Керенский вышел из-за стола и, подойдя к начальнику сыска, протянул руку, после чего крепко пожал протянутую в ответ ладонь Кирпичникова.
— Прошу садиться. Вы принесли все запрашиваемые мною справки?
— Да, я имел такую возможность.
— Прекрасно, не соблаговолите ли вы мне их передать?
— Прошу вас! — из портфеля на стол перекочевала тонкая пачка бумаг.
— Так, так, так, — внимательно изучая принесённые бумаги, проговорил Алекс Керенский, — Сводки, сводки, сводки. Количество преступлений возросло в сотни раз, судя по бумагам.
— Да, господин министр, и это мы ещё не всё учли, по причине малочисленности личного состава.
— Ну, этого и следовало ожидать. Ведь иначе и быть не могло, после того, как революция раскрыла двери тюрем.
— Но ведь вы сами отдали приказ освободить и тех немногих преступников, которые там ещё оставались.
— Да, я имел осторожность так сделать.
— Вы имеете в виду, что имели неосторожность, — машинально поправил его Кирпичников.
— Нет, вы не ослышались, именно осторожность. Знаете ли, мы все сейчас находимся в заложниках у революционных масс. Революционные солдаты и матросы требуют свободы, а также отмены смертной казни. Мы дали им и то, и другое, так что теперь будем ждать, когда они скажут нам спасибо, либо, наоборот, заклеймят позором за это. Но из песни слов не выкинешь, и электорат получил то, что и желал. И не наша в том вина, что они несколько ошиблись и поторопились. Нам же придётся исправлять свои же ошибки.
— Вы так говорите, как будто бы не понимаете, что за этим стоят чьи-то судьбы и жизни!
Алекс Керенский холодно посмотрел в глаза начальнику уголовного сыска.
— Как не понимаю? Я, как раз, прекрасно это понимаю. А вот народ не хочет этого понимать… Когда они набрасывались на полицейских, убивали городовых и линчевали жандармов, они задумывались об этом? Насколько я знаю, в травле участвовали даже мальчишки и старухи.
Да, наверняка, у некоторых было, за что ненавидеть отдельных городовых или приставов. Я в этом не сомневаюсь. Зато теперь свобода! Свобода требует жертв! И жертвы будут! На улицах будут плакать ограбленные старухи и изнасилованные подростки.
Свобода! Свобода — это очень неприятная субстанция, и ей пользуются только те, у кого в руках сила. Ведь закона нет, а значит, нет никаких ограничивающих правил. Хочешь денег, отними у более слабого. Хочешь интимных связей? Заставь слабых женщин, или отними женщину у более слабого мужчины. Право сильного — это и есть свобода.
Единственным исключением из этого правила является лишь то, что даже физически слабый человек, будь то мужчина или женщина, если у него будет оружие, может на короткое время стать сильным. Но только на короткое! — Керенский подчеркнул эту фразу, подняв указательный палец вверх. — Или вы со мной категорически не согласны?
— Но зачем выпускать осуждённых за особо тяжкие преступления, ведь количество убийств только возрастёт? Город погрязнет в хаосе.