— Ясно. Где ещё продаётся морфий и кокаин, кроме аптек?
— На каждом углу стоят марафетчики, особенно много их в Кронштадте.
— И сколько там матросов и офицеров употребляют наркотики?
— Сложно сказать, — отозвался Кирпичников, — Среди матросов это очень распространено. Возможно, что процентов двадцать-тридцать. Среди офицеров меньше — процентов десять, вряд ли больше. Трудно вести статистику. Там не осталось полицейских. Кто смог, тот сбежал, а остальные легли во рву, куда стекает вода из дока Петра Великого.
— Но ведь морфинисты — законченные люди!
— Не знаю. Пока нет закона о запрете распространения и употребления наркотиков, они официально не представляют угрозы для общества и, следовательно, не опасны, — уже с откровенным ехидством ответил Кирпичников.
— Ваш сарказм мне понятен, но давайте не перебарщивать. А сколько употребляют их в других слоях?
— Многие их пробовали хотя бы один раз. Среди проституток употребляют кокаин и морфий до восьмидесяти процентов. Городская чернь, у кого есть деньги, практически поголовно. Многие господа балуются или подкрепляют свои силы для напряжённой работы.
— Ваша правда, — тяжело вздохнул Керенский и, пошурудив в ящике стола, выудил оттуда флакон с говорящей надписью «морфий». Резко размахнувшись, он метнул его в пол. Флакон разбился, оставив мокрое пятно и горсть разнокалиберных осколков, осуждающе поблёскивавших снизу.
— Эк вы, господин министр, — удивлённо проговорил Кирпичников.
— Надо изымать наркотики отовсюду.
— И каким образом, они же не запрещены?
— Правительство выделит вам деньги для скупки морфия и кокаина из аптек. По возможности, надо скупить и у «марафетчиков». Всё это провести под марку необходимости помощи раненым, для облегчения им боли. В действительности, изыскивать любую возможность для их захвата, покупки и последующего уничтожения. Оставить можно только небольшое количество для госпиталей и всё. У вас есть те, кого можно привлечь на это дело? Разумеется, важно не допустить прибытия новых партий. Нам нужен хлеб, а не наркотики!
Кирпичников задумался.
— Придётся привлекать к этому стариков, которые вышли в отставку.
— Привлекайте! Поставьте их на довольствие, придумайте им должности и действуйте. Привлеките, наконец, уголовников. За спасение своих шкур они могут уничтожать и совершать нападения на «марафетчиков» и других распространителей. Они должны отбирать товар и передавать его вам. А вы — уничтожать его. Надеюсь, я всё вам обрисовал максимально ясно?
— Да, довольно ясно.
— Прекрасно. Вашим куратором я назначу товарища Скарятина, пока не найду главу общей милиции, куда войдёте и вы со своим подразделением. Спасибо за вашу работу, надеюсь, мы сможем подавить преступность общими усилиями.
— Да, я тоже хочу надеяться на это, — кивнул Кирпичников своим мыслям.
— Скажите… — уже уходя, проговорил начальник УГРО, пряча взгляд. — Это ваша партия и лично вы натравливали народ на полицейских? Давали команду на распространения слухов о полицейских пулемётчиках?
— Гм, если этот факт и имел место, то я к этому не причастен. Можете считать, что это был другой Керенский, если вы не верите мне. Я тот Керенский, который любыми способами добьётся торжества закона и власти. Да, закона и ВЛАСТИ!
Кирпичников поднял голову, посмотрел прямо в глаза Керенскому и, что-то для себя окончательно решив, сказал.
— Я всё понял, я согласен. Я могу идти?
— Пожалуйста, можете идти работать.
— Слушаюсь! — и дверь за вновь назначенным и получившим повышение в чине начальником УГРО закрылась. От этого разговора у обоих его участников осталось горькое послевкусие недосказанности и не до конца осознанной вины.
Глава 14. Зарплаты
"Безумием революции было желание водворить добродетель на земле. Когда хотят сделать людей добрыми, мудрыми, свободными, воздержанными, великодушными, то неизбежно приходят к желанию перебить их всех." Анатоль Франс
Встряхнувшись от невеселых дум, Керенский поднял телефон и попросил девушку-телефонистку соединить его с Коноваловым. Тот почти сразу же схватил трубку и ответил.
— Алло, Александр?
— Да, Саша!
— Ты узнал о зарплатах?
— Да, да, я хотел тебе об этом сообщить чуть позже.
— Да? Тогда у тебя появилась прекрасная возможность сообщить мне об этом сейчас.
— Хорошо. Мне прислали телеграммы из многих губерний, в том числе из Орловской и Пермской.
— И?
— В Орловской губернии усреднённая зарплата разнорабочего тридцать четыре рубля и двадцать одна копейка. А в Пермской губернии — тридцать семь рублей и семьдесят три копейки.
— А в Петрограде?
— В Петрограде — двадцать два рубля и пятьдесят три копейки.
— Дебилы, …ять! — только и смог проговорить Алекс Керенский и с размаху бросил трубку на рычаги. Обиженно звякнул телефон, не виноватый в людской глупости и близорукости.