Вождь революции

— И что? Неужели вы думаете, что я смогу быстро соскочить с их крючка? Это нереально, но поверьте, я выкручусь, а вместе со мной и вы, и ваши люди. Мне крайне необходимы ваши связи.

— В случае моего согласия вы выпустите из тюрьмы моего товарища по несчастью?

— Кто это?

— Это глава Департамента полиции генерал-майор Валентин Николаевич Брюн-де-Сент-Гипполит.

— Не знаю о ком вы говорите, но выпущу.

— Вы не догадываетесь?

— Да, я же говорил вам уже, — с явным раздражением воскликнул Керенский, — меня сшибла лошадь. Перелом ребра, сотрясение мозга, я стал видеть вещие сны и забыл некоторые моменты из своей жизни. Но не обольщайтесь, забыл я немного.

— Какая умная лошадь! Я бы назвал её «Золотым копытцем».

— Хватит иронизировать, господин генерал! — взорвался Алекс, уже уставший от долгой беседы и общей тяжёлой атмосферы тюрьмы, — Мне надоело вас уговаривать. Идите обратно в свою камеру, сидите там, в темноте и сырости. Изображайте из себя невинную жертву, а мне предоставьте бороться за власть одному. Мне не нужны морализаторские терзания, мне нужны люди действия. Не хотите вы, я найду других. Пусть это будут гады, уголовники, моральные уроды, но они будут делать нужную мне работу. Пусть и невольно, по моим приказам, но я сохраню Империю. Не для вас, и не для них, а для себя и тех, кто не понимает, что происходит вокруг.

Генерал молча смотрел на то, как бесится перед ним Керенский, а потом неожиданно заговорил.

— А вот теперь я вам верю.

Керенский остановился посередине тюремной комнаты.

— Что? Вы серьёзно?

— Да, но кроме меня вы освободите и тех людей, на которых я вам укажу.

— Хорошо, но вы понимаете, что это будет нелегко, и меня будет ждать за это расплата? А вы можете отказаться.

— Понимаю, но вы выкрутитесь, я в вас верю.

— Хорошо, после освобождения вы уйдёте в подполье вместе со своими людьми. Какое-то время будете жить за свой счёт, а потом я свяжусь с вами. Пока же вы останетесь в камере. Да, и если вы расскажете о нашем с вами разговоре, то я откажусь от своих слов, а вам всё равно никто не поверит. Вы должны это понимать. Я политический шакал, гиена, как вы сказали, но я умею играть в эти игры, и даже у зверей есть понятие, пусть не Родины, но стаи. А эти люди, мои коллеги, не знают, что творят и окажутся, в конечном счете, без последних штанов.

— Эх, — вздохнул Климович, — Я бы с вами поспорил, но вы сейчас не шакал, а потому я согласен. Но у меня нет денег даже на жизнь, так получилось.

— Что? Деньги у вас будут, на первое время пятьсот рублей, а там вы уведомите меня, когда они закончатся. Вы даёте мне слово, что после освобождения не исчезните в неизвестном направлении или предадите меня?

— Слово офицера и клянусь честью.

— Я слишком доверчив. Слово офицера звучит весомо, но что вам мешает его изменить?

— Вы меня оскорбляете этими словами. Да, я жандарм. Реакционер по вашему, монархист, держиморда, защитник самодержавия и ещё с десяток эпитетов, кои не могу даже здесь озвучить. Уж слишком они паскудны по своей сути. Но это не значит, что у меня нет чести. Не надо сравнивать меня с офицерами ускоренных курсов. Я закончил кадетский корпус и Павловское военное училище. Я потомственный дворянин древнего рода. Я не продаю Родину и не продал Государя. Если я вам дал слово чести. Я выполню его или умру. Я боролся с вашими коллегами до конца. В меня кидали бомбу, но не смогли убить, лишь изранив ногу. Я ненавижу вас и всех остальных. Но видит Бог! Вы сами пришли ко мне. Я вижу, что произошло с империей и императором и я не могу остаться в стороне от этого. И потому я нашёл в себе силы дать вам слово, и я его выполню.

— Хорошо! Вы меня убедили, и я вам верю. Ждите, когда вас освободят, и готовьтесь к напряжённой работе на благо нашего с вами Отечества, — после этой фразы Алекс крикнул охранника.

— Уведите! — сказал он появившемуся на крик тюремному надзирателю, после чего устало присел за стол. Сил разговаривать с другими заключёнными просто не было. Взглянув на карманные часы, он увидел, что уже было два часа пополудни. В животе заурчало.

«А не напроситься ли мне на обед? Заодно и отдохну, а после него приступлю с новыми силами к новой вербовке. Решено!», — и, вызвав охранника, он отправился к коменданту, который любезно пригласил его в столовую попробовать солдатской каши.

Глава 21. Вырубова

"Ошибка думать, что революция ожесточает народ против только высших классов. Она вообще ожесточает, снимает тонкую организацию гуманных нравов, прививаемую культурой." Михаил Меньшиков