Вожди и сподвижники: Слежка. Оговоры. Травля

Смерть Ленина, безусловно, принесла облегчение Сталину. По словам западного исследователя Р. Такера, теперь можно было обожествить покойного. Сталину нужен был Ленин, которого не надо больше бояться и с которым не придётся больше бороться.

И вдруг «бомба» — завещание Ленина. «Почему так долго Надежда Константиновна не передавала завещание Ленина?» — задаётся вопросом её долголетний секретарь В. Дридзо. И отвечает: «Она настаивала на том, чтобы была выполнена воля Ленина и завещание было зачитано на XIII съезде партии. Однако Сталин и другие члены Политбюро были категорически против. Поэтому так долго шли переговоры между Надеждой Константиновной и членами Политбюро, они тянулись три с половиной месяца, и только перед самим съездом, 18 мая (ХIII съезд открылся 23 мая) Надежда Константиновна передала завещание, согласившись на чтение его по делегациям съезда».

Итак, новое подтверждение того, что судьба завещания была предрешена узкой группой лиц, стоявших у власти, ещё до съезда. Сломали Надежду Константиновну, сломали. И она согласилась на вариант, предложенный тройкой.

Трудно дать однозначное объяснение столь быстрому смирению и послушанию Крупской. В книге бывшего генерала НКВД А. Орлова (Фельдбина) «Тайная история сталинских преступлений» приводится такое утверждение. Будто бы Сталин однажды обронил, что если Крупская не перестанет его критиковать, то партия объявит, что не она, а старая большевичка Елена Стасова была женой Ленина. «Да-да, — якобы добавил Сталин, — партия всё может». Некоторые исследователи склонны считать это утверждение не более чем политическим анекдотом, ходившим в двадцатых — тридцатых годах в кругах НКВД. Но даже если это так, то сей грустный анекдот отражает общественную атмосферу того времени, беспомощность, бессилие личности перед чудовищным молохом самого изощрённого коварства и лицемерия, возведённого в ранг государственной политики.

Некоторые исследователи в последнее время выступали в печати с предположениями, будто Крупская готовилась к отмщению, и для этой цели выбрала трибуну ХVIII съезда, открытие которого намечалось на 10 марта 1939 года. Мол, возмущённая массовыми репрессиями, она собиралась выступить с разоблачительной речью, раскрыть преступления Сталина. Так народная молва пыталась оправдать её молчание в то трагическое время. Приведём по этому поводу свидетельство В. Дридзо: «Сейчас на основе моих слов, что Надежда Константиновна собиралась на ХVIII съезд, появились домыслы, будто она хотела выступать против репрессий, против Сталина. Я хорошо знаю, что она собиралась выступать на съезде по вопросам политпросветработы, она готовилась, говорила мне об этом». Но есть и другие свидетельства, трактующие версию о намерении Крупской не столь однозначно. Вот мнение известного учёного В.А. Куманева: «По воспоминаниям А.Г. Кравченко (близкая к Крупской сотрудница Наркомпроса, известная ей ещё с дореволюционных лет. — Н.З.), Крупская очень хотела пойти на съезд и сказать о губительном воздействии сталинского режима на завоевания революции. Но однажды, когда Кравченко навестила её, Надежда Константиновна грустно заметила, что даже если она пойдёт на съезд, то выступать не будет. «С трибуны снимут, если я даже мельком скажу о безобразиях. Ведь однажды так было». Крупская имела в виду своё выступление на ХVI съезде партии».