Николаев, войдя в комнату, остановился у порога. Голова его была забинтована. Сталин сделал ему знак подойти ближе и, всматриваясь в него, задал вопрос, прозвучавший почти ласково:
— Зачем вы убили такого хорошего человека?
— Я стрелял не в него, я стрелял в партию! — упрямо отвечал Николаев. В его голосе не чувствовалось ни малейшего трепета перед Сталиным.
— А где вы взяли револьвер? — продолжал Сталин.
— Почему вы спрашиваете у меня? Спросите у Запорожца! — якобы последовал дерзкий ответ.
Лицо Сталина позеленело от злобы.
— Заберите его! — буркнул он.
Уже в дверях Николаев попытался удержаться, обернулся к Сталину и хотел что-то добавить, но его тут же вытолкнули за дверь.
Как только дверь закрылась, Сталин, покосившись на Миронова, бросил Ягоде:
— Мудак!
Не заставляя себя специально просить, Миронов направился к выходу. Несколько минут спустя Ягода слегка приоткрыл дверь, чтобы вызвать Запорожца. Тот оставался наедине со Сталиным не более четверти часа. Выскочив из зловещей комнаты, он зашагал по коридору, даже не взглянув на Миронова, продолжавшего сидеть в приёмной.
О допросе Сталиным Николаева существует множество легенд и домыслов. К их анализу и сопоставлению мы ещё вернёмся, а сейчас завершим цитирование интересующего нас фрагмента из «секретных плёнок» Хрущёва.
По свидетельству О.Г. Шатуновской, после рассылки членам Президиума ЦК докладной записки об обстоятельствах убийства Кирова и по другим процессам Хрущёв распорядился положить все собранные материалы в архив. В ответ на её возражения заявил:
— Нас сейчас не поймут. Мы вернёмся к этому через пятнадцать лет.
Но осуществить обещанное ему не удалось — через два года он сам был смещён своими сподвижниками.
Ещё до снятия его со всех постов ушла на пенсию Шатуновская. К ней стали приезжать бывшие её свидетели, они рассказывали, что от них снова берут показания. Ольга Григорьевна поняла: идёт переоценка выводов комиссии. И не ошиблась: к работе приступила новая комиссия — под руководством Пельше.
Потом всё заглохло. На целых двадцать лет. Нигде — ни в средствах массовой информации, ни в исторической литературе, ни в научных кругах — о трагедии в Смольном ни звука.