Вожди и сподвижники: Слежка. Оговоры. Травля

Бывший сотрудник УНКВД по Ленинградской области Макаров Н.И., занимавшийся с 1929 г. обработкой агентурной информации о троцкистах и зиновьевцах, в 1956 и 1961 гг. показал: «Я с полной ответственностью заявляю, что по учётным данным УНКВД на зиновьевцев и троцкистов Николаев не значился и не был известен как лицо, имевшее какую-либо связь с Румянцевым, Котолыновым и другими. Аресты лиц, ранее примыкавших к оппозиции, начались после доклада Сталину 2 декабря 1934 г. и данных на них. Во время допросов ко мне в кабинет заходили члены комиссии ЦК ВКП(б) Ежов и Косарев, которые ориентировали арестованных на то, что убийство Кирова подготовлено зиновьевцами» (т. 63, л. д. 40–50; т. 69, л. д. 66–71).

Допрошенные в январе 1935 г. руководящие работники УНКВД по Ленинградской области Запорожец И.В. и Горин-Лундин А.С. показали, что в отношении членов троцкистско-зиновьевской оппозиции проводились разработки, однако данных о контрреволюционной деятельности Левина, Котолынова и Румянцева не было получено.

Левин, Котолынов, Румянцев, Мандельштам, Мясников, Сосицкий и Шатский на предварительном следствии и в суде виновными себя не признали и показали, что в 1927–1928 гг. принадлежали к троцкистско-зиновьевской оппозиции, за что были исключены из членов ВКП(б). В последующем они отошли от оппозиции и все, за исключением Шатского, были восстановлены в партии. Указанные осужденные на допросах категорически отрицали свою принадлежность к так называемому «Ленинградскому центру» и причастность к разработке плана и организации убийства Кирова. Каких-либо связей с Николаевым они не поддерживали, и о его намерении совершить террористический акт им не было известно.

Юскин, Соколов, Звездов, Ханик, Антонов и Толмазов на допросах, а также на очных ставках с Николаевым заявляли, что о готовящемся Николаевым убийстве Кирова они не знали и к совершению этого преступления не причастны.

После окончания предварительного следствия некоторые обвиняемые обратились с заявлениями, в которых также отрицали своё участие в убийстве Кирова.

Так, в заявлении от 27 декабря 1934 г. Котолынов писал: «…О существовании контрреволюционной террористической подпольной группы… мне ничего не было известно… ни политических настроений, ни политических взглядов Николаева я совершенно не знал… Не знал, принадлежал ли он к зиновьевской оппозиции… Показания Николаева обо мне есть просто ложь, клевета или бред сумасшедшего…»

Румянцев в заявлении от 27 декабря 1934 г. указывал: «…Мне предъявлено обвинение тов. Мироновым по ст. ст. 58-8 и 58–11 УК в том, что я являюсь одним из руководителей контрреволюционной организации в Ленинграде, ставшей на путь террора Это простая и роковая ошибка. Я действительно до 1929 г. состоял членом оппозиции и порвал с ними…» (судебное производство, т. 1, л. д. 35–35а, 39).

Обвинение Котолынова и Николаева в установлении и поддержании связей с консулом Латвии в г. Ленинграде Бисенексом и получении от него 5000 рублей на нужды контрреволюционной организации также не подтверждается материалами дела.

На первых допросах Николаев вообще отрицал какую-либо связь с иностранными гражданами. Затем, показав об одной встрече с консулом, Николаев утверждал, что никаких денег от консула он не получал. И только на последующих допросах Николаев стал заявлять о получении 5000 рублей.

Котолынов показания Николаева не подтвердил, а в судебном заседании заявил, что Латвийское консульство он не посещал, никаких денег не получал и показания Николаева в этой части являются «исключительной клеветой».

Бывший консул Латвии в г. Ленинграде Бисенекс, осужденный в 1941 г., также категорически отрицал какую-либо связь с Николаевым и Котолыновым.

Не установлено таких данных и в результате проверки архивных материалов МИД Латвии.