Вожди и сподвижники: Слежка. Оговоры. Травля

Делегаты VII Всесоюзного съезда Советов, открытие которого назначалось на шесть часов вечера 25 января 1935 года, начали прибывать в празднично украшенную столицу за несколько дней. И хотя на вокзалах Москвы звучали оживлённые разговоры, а на лицах встречавших светились улыбки, общее настроение было тревожно-подавленное. Город ещё не пришёл в себя от прошлогоднего декабрьского выстрела в Смольном. Убийство Кирова порождало массу слухов, они множились, вселяя смутное чувство беспокойства и опасности.

Приехавшие из дальних районов страны депутаты, пользуясь пребыванием в Москве, спешили в наркоматы, утрясали бесконечные хозяйственные дела. Напряжённость витала и в наркоматовских кабинетах. Она не исчезала и по вечерам, когда менее информированные периферийные работники собирались за чаем у своих московских знакомых. И здесь разговоры крутились вокруг зловещего выстрела в коридорах Смольного.

Фамилии убийц знали из сообщений печати. Пару недель назад в газетах были напечатаны обвинительное заключение, а также приговор Военной коллегии Верховного суда СССР. Мало кто знал, что оба документа отредактированы лично Сталиным. Впоследствии это будет установлено почерковедческой экспертизой. Более того, выяснится, что приговор был отпечатан в Москве и привезён в Ленинград, где проходило закрытое заседание Военной коллегии. Тем самым подтверждается — судьба подсудимых решалась совсем в другом месте. Пройдёт время, и станет бесспорным факт личного вмешательства Сталина в ход предварительного следствия и судебного разбирательства по данному делу.

В январе 1935 года об этом не знали. Приговор Военной коллегии — смертная казнь для всех четырнадцати подсудимых, приведённый в исполнение через час после оглашения, — был встречен с одобрением. По стране прокатилась волна многочисленных митингов, собраний трудящихся, на которых гневно клеймили кровавое злодеяние зиновьевской банды, принимались резолюции в поддержку справедливой кары подлых убийц. Вряд ли у кого могло шевельнуться сомнение в причастности зиновьевцев к убийству Кирова — Сталин немало сделал для того, чтобы убедить общественное мнение и особенно партийные организации в незыблемости версии о террористической деятельности зиновьевцев. В то время, когда делегаты VII съезда Советов гоняли чаи у своих московских знакомых, кремлёвская фельдсвязь развозила по республикам, краям и областям увесистые тома «Сборника материалов по делу об убийстве тов. Кирова». Это были протоколы допросов Леонида Николаева, других обвиняемых, свидетелей, которые принявший к своему производству дело об убийстве Кирова заместитель наркома внутренних дел СССР Я. Агранов регулярно направлял Сталину. Приехавшие в Москву депутаты уже успели познакомиться с отправленным 18 января на места в партийные и комсомольские органы, составленным лично Сталиным закрытым письмом ЦК ВКП(б) «Уроки событий, связанных с злодейским убийством С.М. Кирова».

В этом письме Сталин от имени ЦК партии обвинил всех бывших зиновьевцев в том, что они «стали на путь двурушничества, как главного метода своих отношений с партией… стали на тот же путь, на который обычно становятся белогвардейские вредители, разведчики и провокаторы». В письме давалась прямая директива об аресте зиновьевцев: «…в отношении двурушника нельзя ограничиваться исключением из партии — его надо ещё арестовать и изолировать, чтобы помешать ему подрывать мощь государства пролетарской диктатуры». Изложенные Сталиным в закрытом письме установки вызвали грубейшие нарушения законности, которые привели к массовым репрессиям не только бывших оппозиционных групп, но и руководящих кадров и ни в чём не повинных людей.

Ещё в декабре 1934 года в Москве арестовали и этапировали в Ленинград Евдокимова, Бакаева, Шарова, Куклина. После зверских избиений резиновыми дубинками они «признались», что составляли ядро так называемого «Московского центра». После того, как за Зиновьевым и Каменевым захлопнулась дверь арестантской камеры, страх поселился в тысячах квартир. Словно чёрная кошка пробежала между людьми, которые ещё вчера ходили друг к другу в гости, дружили семьями, вместе проводили выходные дни. На смену прежним открытости и дружелюбию пришли скрытность, недоверие, подозрительность.