Вожди и сподвижники: Слежка. Оговоры. Травля

Директива ЦК вызвала страх и растерянность: ведь ещё совсем недавно СНК и ВЦИК РСФСР заверяли, что рядовые казаки и офицеры, добровольно перешедшие на сторону Советской власти, освобождаются от преследования и наказания, что никакого посягательства на весь многовековой уклад жизни донского казачества не будет. Напрасно член ЦК и РВС Южного фронта Г.Я. Сокольников в панике отбил телеграмму в Москву: «…Пункт первый директивы не может быть целиком принят ввиду массовой сдачи казаков полками, сотнями, отдельными группами». Только в ночь под Рождество, 25 декабря 1918 года, к Миронову перешли 18 казачьих полков, служивших у белых, и он гарантировал им жизнь. А теперь, согласно директиве, они подлежали расстрелу. Выходило так, что революция сама вкладывала в руки генералов козыри к восстанию казаков. А выступали казаки против Советской власти? Может, они выступали против тех, кто отнимал у них Советскую власть? Против насильственного, по-диктаторски грубого отстранения от сознательной гражданской активности? Ведь декретом Совнаркома от 1 июня 1918 года трудовому казачеству совместно и на равных правах с проживающими на казачьих землях трудовым крестьянством и рабочими предоставлялось право организации Советской власти — войсковых и областных, районных и окружных, станичных и хуторских Советов казачьих депутатов. Но это завоёванное право у казаков отняли, блокировали их, сковали руки назначенчеством, фальсифицированными ревкомами, калёным железом выжигая гласность, народное представительство.

Действительно, что оставалось делать казаку, объявленному вне закона и подлежащему беспощадному истреблению? Что оставалось делать ему, когда его курень передавался другому, а хозяйство захватывалось чужими людьми? Только сжигать свои станицы и хутора и с оружием в руках идти против тех, кто принёс на Дон небывалую, страшную эпоху голода, разорения, эпидемий и смерти. Не было малого посёлка, где бы не страдали казаки. Смущала ли кого-нибудь тактика истребления народа? Нет, ибо «перманентникам» гражданская война в стране представлялась лишь началом. Впереди мерещились 20–25 лет войны на мировой арене.

Уже не было в живых Свердлова, уже пленум ЦК РКП(б) отменил январскую директиву, а верные сподвижники Якова Михайловича, опьянённые успехами, рьяно продолжали намеченную им линию по умерщвлению миллионов казаков. 8 апреля 1919 года Донбюро, возглавляемое С.И. Сырцовым, впоследствии доросшим до поста Председателя Совнаркома РСФСР, а тогда двадцатишестилетним недоучившимся студентом из Петербурга, приняло ещё одно постановление. «Насущная задача, — говорилось в нём, — полное, быстрое и решительное уничтожение казачества как особой экономической группы, разрушение его хозяйственных устоев, физическое уничтожение казачьего чиновничества и офицерства, вообще всех верхов казачества, распыление и обезвреживание рядового казачества и о формальной его ликвидации». Адскую машину истребления людей, запущенную Свердловым и работавшую на всю мощь, сразу остановить было не под силу даже Пленуму ЦК партии.

Имена исполнителей человеконенавистнической директивы разных уровней мы знаем. Среди членов Донбюро особо отметим фамилию Белобородова — она ещё нам встретится в связи с кровавыми событиями в Екатеринбурге. Кроме Сырцова исследователь этой темы Евгений Лосев называет ещё одного двадцатилетнего «студента» — Иону Эммануиловича Якира, сына кишинёвского фармацевта, прибывшего на Дон после учёбы в Базельском университете. Став членом РВС 8-й армии, он отдал приказ, согласно которому разрешались расстрел на месте всех имеющих оружие (какой казак без оружия) и даже «процентное уничтожение мужского населения». То есть при захвате станиц спускался план истребления мирных жителей. Никаких переговоров с восставшими Якир не разрешал — только полное уничтожение является гарантией прочности порядка.