В революцию и гражданскую войну они привыкли командовать, чувствовать свою пусть маленькую, но власть, быть «хозяевами» «с Лениным в башке и с маузером в руке»… А теперь все увереннее стали действовать нэпманы- умелые предприниматели, возрождавшие дореволюционный стиль жизни обеспеченных классов. Илюди, кричавшие «Даешь!», штурмовавшие Зимний и бившие «беляков» на всех фронтах, стали возмущаться: «За что кровь проливали, за что боролись?». Ведь НЭП стал, по их мнению, реставрацией капитализма!
Эти тысячи вооруженных, зачастую награжденных именным оружием людей были готовы броситься в новые сражения с буржуазным перерождением, нэпманами и поддерживавшими их бюрократами.
Ощущение половинчатости революционных решений и задач, неясной перспективы, незаконности и временности существующего режима, недовольство каждого класса - все это накладывалось на ожидание вторжения извне. Ведь миллионы соотечественников, в том числе отступившие, но не уничтоженные белогвардейцы, мечтали о реванше, хотели вернуться в Россию при поддержке капиталистов всего мира. Несмотря на то что в 1922 году в Генуе прошли переговоры со странами Запада и был заключен договор с Германией, молодая Республика Советов все же оставалась изгоем мирового сообщества и могла рассчитывать только на свои силы. Она по-прежнему ощущала себя «осажденной крепостью».
Однако жизнь понемногу налаживалась. Ибыло видно, что российская революция явила миру не только разрушительную, но и созидательную мощь. Как часто бывает в истории, минусы были неотделимы от плюсов.
Модель НЭПа, как казалось, должна была уравновесить разные интересы, преодолеть образовавшиеся противоречия и вывести страну к решению важнейшей задачи: создания индустриального общества, регулируемого из единого центра и равномерно распределяющего общественный продукт,- таким виделся марксистам-ленинцам социализм.
Среди современных авторов распространено стремление разглядеть сущность большевизма помимо его идеологического содер-
жания, отмежевать компартию 20-х годов от «идеологической архаики прошлого века, унаследованной от марксизма»4, приписав партии Ленина «реальную историческую миссию», которая сводится к индустриальной модернизации. Например, современный автор С. А. Павлюченков опирается на традицию историографии большевизма, заложенную П. Н. Милюковым и стремящуюся игнорировать идеологию этого явления, сводя его к модернизации и сохранению «самодержавия»5. Желание расчленить в большевизме стремление к модернизации и марксистскую «архаику» вытекает из демонстративного невнимания к марксизму, который ориентирован как раз на максимально последовательную индустриальную модернизацию. Отмежевав партию большевиков от «святоотеческих первооснов коммунистической идеологии XIX века»6, «можно» без должного внимания относиться к идеологическим моделям лидеров большевизма, вольно сводя мотивы их действий к дележу «пирога власти», «позитивному государственному поведению», «архаичным» стереотипам поведения и чему-то совсем мистическому вроде «воплощенного и обузданного русско-еврейского духа революции, который постоянно потрясал своими оковамиБ»7.
Марксизм хотя и предполагает модернизацию, не сводится к ней. Индустриальная реорганизация - не самоцель для него. СССР стал не просто индустриальным обществом именно в силу стремления марксистов к преодолению социальных противоречий. Этим советская модель качественно отличается как от других моделей индустриального общества, так и от абсолютизма Российской империи. Речь шла не только о государственной централизации и модернизации, а о создании еще невиданного общества с максимальной централизацией и минимальными социальными противоречиями. Этот социальный эксперимент производился не ради логических построений, а ради преодоления кризиса спонтанно развивающегося капитализма - вполне реального тупика либеральной модернизации начала ХХв.
Идеал социалистического и коммунистического общества предполагает преодоление классовых различий, централизованное регулирование хозяйства, равенство социальных возможностей. При всей проблематичности достижения этого идеала, ХХвек продемонстрировал движение к нему. Исоветский государственный социализм, и западные модели государственно-монополистического капитализма привели к возникновению «социального госу-