Вожди комсомола. 100 лет ВЛКСМ в биографиях лидеров

Шелепину поручили заниматься учебниками. Более всего его поражала и возмущала необязательность чиновников, с которыми он теперь имел дело. Он, находясь на высоких должностях, привык, что его поручения немедленно исполняются. А тут вступила в дело бюрократическая необязательность, да и чиновная опасливость: зачем сломя голову исполнять поручение Шелепина, если даже соприкасаться с ним опасно?

«Меня убрали последним»

– Когда всех комсомольцев разогнали, я последний остался при должности, – рассказывал Валерий Харазов, в ту пору второй секретарь ЦК компартии Литвы. – Потом только выяснил, что республиканский КГБ фиксировал, кто из Москвы ко мне приезжает, с кем я встречаюсь.

Харазова вызвали в Москву. Перед отъездом первый секретарь ЦК компартии Литвы Пятрас Гришкявичюс сказал ему:

– Валерий Иннокентьевич, имейте в виду: я о вас никогда и никому ничего плохого не говорил.

В Москве первый заместитель заведующего отделом организационно-партийной работы ЦК Николай Петровичев заявил Харазову:

– Тебе надо уходить, потому что тобой Гришкявичюс не доволен.

Харазов ответил:

– Неправда. Гришкявичюс сам мне сказал…

Тогда Петровичев высказался откровенно:

– Рви с Шелепиным! Или придется уходить с партийной работы.

– Нет, – твердо ответил Харазов. – Я связан с ним с детства, а вы хотите, чтобы я отказался от такой дружбы?

– Тогда будет хуже, – пригрозил Петровичев.

– Пусть будет хуже, но дружбу с Шелепиным я не порву… Партийная карьера Харазова закончилась, ему предложили должность первого заместителя председателя республиканского комитета народного контроля, сказали:

– Материально не пострадаете.

Валерий Иннокентьевич еще оставался кандидатом в члены ЦК КПСС, ходил на пленумы. В Свердловском зале Кремля очень тесно, все друг друга видят. По залу уверенной походкой прошел зять Брежнева, первый заместитель министра внутренних дел Юрий Михайлович Чурбанов.

– Все вокруг угодливо привстают, он снисходительно здоровается, – вспоминал Харазов. – Мимо меня прошел, вдруг повернулся: что это я здесь делаю? То есть он хорошо знал, что я отстранен и почему отстранен…

Когда тот же Петровичев, снимавший людей с работы за дружбу с Шелепиным, был назначен новым председателем Госкомитета по профтехобразованию и оказался у него начальником, Александр Николаевич не выдержал и подал заявление о пенсии. Пенсию дали небольшую. Шелепин трудно жил последние годы, нуждался. Жалел, что, работая в КГБ, отказался от генеральского звания. Генеральская пенсия бы пригодилась, особенно когда началась безумная инфляция и рубль обесценился.

Шелепин тяжело переживал случившееся. Советская система показала, что если человек сопротивляется аппарату, то найдутся жернова, которые любого сотрут в порошок. К концу жизни Александр Николаевич стал другим человеком, сильно изменился.

Может, Шелепин и Семичастный зря приняли участие в свержении Хрущева? Им было бы лучше, если бы он остался. Не жалели потом?

Владимир Семичастный:

– Нет. Хрущев к нам хорошо относился, он даже не поверил, когда ему сказали, что мы с Шелепиным участвовали. Но дело не в этом. Обстановка в стране была такая, что нельзя было больше этого терпеть. Мы ошиблись с Брежневым…

Билет № 1 для Брежнева

Никому из советских руководителей не пришлось начинать свою жизнь так тяжко, как Брежневу. Его юность и молодость – это каторжный труд и неустроенность. Он работал грузчиком. Почти что нищенствовал. Уехал на Урал, чтобы заработать на жизнь. Хотел получить хорошее образование, но не вышло.

В 1929 году Брежнев заполнил единую анкету, составленную статистическим отделом ЦК партии.

Национальность – украинец. И во всех документах Леонид Ильич называл себя украинцем; а вот после войны, когда этот анкетный пункт приобрел значение в кадровых делах, стал русским.

Сколько всего учился – четыре года.

В других партиях – не состоял.

В оппозициях – не участвовал.

За границей – не был.

Земли нет, рабочего скота нет, коров нет.

И самая берущая за сердце фраза: «Своего дома не было и нет».

Леонид Ильич Брежнев родился в 1906 году в поселке Каменское Екатеринославской губернии. В 1936 году Каменское переименовали в Днепродзержинск – в память о создателе ВЧК. А город Екатеринослав стал Днепропетровском – в честь революционера Григория Ивановича Петровского.

Родным для Брежнева был русский язык, не украинский, но в речи чувствовался сильный южный говор. Когда он возглавит страну, этот южнорусский говор с фрикативным «г» станет нормативным для высшего чиновничества, своеобразным пропуском для прохода в «руководящие» ворота, как выразился один крупный партийный работник.

«Детство я проводил при отце, – писал он в автобиографии. – В 1921 году я окончил в Каменском единую трудовую Советскую школу. В том же году в связи с закрытием завода я вместе с отцом переехал в Курскую губернию, где и занимался сельским хозяйством – по положению бедняк. Вел общественную работу в деревне среди молодежи, антирелигиозную пропаганду: в эти годы удается отобрать церковный сад в три десятины и передать в пользу школы».