— Батюшка, я ведь не раз видел во сне, что лежит мой крестник на смертном одре, а ты его отпеваешь, но предпринять ничего не предпринял, чтобы предотвратить эту беду.
Потому и чувствовал себя человек виноватым, словно и на самом деле мог предотвратить грядущие события. А как их предотвратишь? Ведь не знаешь же ни дня, ни часа, а потом, сам сон может быть неправдой, чего же себя винить-то. Одно только нам и возможно — молиться о наших близких, и полагаться на волю Божию.
Так и морячок этот думал-думал, чтобы могло означать явление храма, но так ничего и не надумал, а потом и вовсе о нём забыл.
Пришло время ему увольняться в запас, вернулся он в Москву и стал работать в тогдашней ГАИ. Пошёл заочно учиться на юридический факультет университета. Жениться почему-то не стал, хотя и жильё у него было своё, и внешностью располагал подходящей.
Прошло несколько лет, и проезжал как-то наш морячёк мимо Елоховского собора, сто раз он мимо него раньше ездил, а вот увидел только тогда. Пригляделся, так вот же он, тот самый его храм из полярного сияния. Что же, значит, на самом крайнем севере в световых сполохах высоко на небе был явлен ему храм, знакомый с самого детства, только в тот момент он его не узнал.
Бывает такое, мне вон во сне перед крещением (а крестился я уже взрослым человеком) был показан храм, в котором я не только потом крестился, но и диаконом стал, и даже священником. Точно так же, множество раз проходил я мимо него и не узнавал храм из своего сна, пока в последний вечер священнического сорокоуста, спеша на электричку, не вышел из храма и не повернулся, чтобы, перекрестившись, уйти. Вдруг неожиданно вспомнил свой сон из прошлого, и храм, увиденный мною во сне.
Так совершенно случайно и этот человек узнал храм из своего видения. Он вышел из автобуса и пошёл в церковь, зашёл и остался там навсегда. Не сразу, конечно, сперва он просто приходил на богослужения, постигая новую для него духовную премудрость. Потом стал оставаться, помогая наводить порядок после служб. Спустя какое-то время его заметили, начали поручать какие-то дела, а со временем пригласили в алтарь.
В Елоховском соборе служил патриарх, потому и в алтаре помогать должны были люди проверенные, за которых можно было бы ручаться. Так, незаметно для себя, бывший моряк стал ещё и бывшим гаишником. Теперь во время службы он подавал кадило, выходил с рипидой или жезлом, следил за состоянием облачений и наводил порядок в алтаре.
Тогда нашим патриархом стал святейший Пимен. Общаясь со святителем, и желая ему во всём подражать, теперь уже алтарник собора сам захотел стать монахом, благо, что до того дня он так и не женился. Улучив подходящий момент, он подошёл к святейшему и, поведав ему о своей мечте стать монахом, стал просить патриарха постричь его в монашество с именем Питирим.
Тогда, в годы гонений, наша церковь была маленькой, и алтарник мог вот так, запросто, по-семейному, обратиться к самому патриарху с просьбой постричь его в ангельский образ. Это было прекрасное время. Общаясь с отцом Павлом, я интересовался у него, а не встречал ли он тогда того или иного известного нам по книжкам подвижника, или исповедника веры, и почти всегда слышал в ответ: — Ну, как же, я его помню, он приезжал к нам в Лавру, или: — Да, однажды мы пересекались с ним на службе в Елоховском соборе. Все они друг друга знали, вместе молились и дружили.
Если человек решит стать монахом, значит перед ним обязательно встанет и вопрос о духовном подвиге. Мы читаем о подвижниках древних веков, об их необыкновенных способностях подолгу не принимать пищи, питаясь просфорами раз в неделю, не спать, сутками простаивая на молитве, и ещё множество самых невероятных подвигов, выводящих человека за пределы его возможностей.
Такой же вопрос встал и перед новопостриженным отцом Питиримом. Долго он ломал голову о том, на какой подвиг решиться, читал жития преподобных и пришёл к выводу, что ни один из известных ему аскетических подвигов древних подвижников ему не под силу. Тогда он вновь обратился к патриарху, которого избрал своим духовным отцом, за советом и благословением. И святейший, выслушав алтарника, посоветовал: — Современный человек уже не в состоянии подражать древним отцам. Хотя, может, тебе этого и не нужно, делай то, чего миру так не хватает сегодня, прояви любовь, помогай людям.
После того разговора отец Питирим и решил помогать одиноким забытым старикам. Сегодня он наверняка бы пытался спасать бомжей, брошенных, никому не нужных детей. Но тогда бомжей у нас не было, и дети находились под присмотром, а вот одиночество — бич всех времён без исключения. Монах перевозил в свой дом немощных старчиков и ухаживал за ними до самой их смерти. Потом сам обмывал и хоронил их. Кто-то жил у него несколько месяцев, кто-то оставался на годы. Отец Питирим не искал ни у кого благодарности, он честно делал то, ради чего стал монахом и просто христианином.