Вот, прав отец Димитрий Смирнов, что если у тебя есть что дать просто так, то к тебе обязательно выстроится очередь за тем, что дают, причем совершенно не важно что дают, главное что — за так. И очередь выросла. Ребенка поднимаем на возвышение, и чтобы он не упал, мне приходится его поддерживать. Слушайте, какое чудо эти маленькие дети, душа тает, когда он что — то лепечет тебе на ухо, а ты прижимаешь его к себе, не передать на словах. Видимо уже созрел к роли дедушки, требуются внуки. После выступления, уже получив приз, дитя невольно бросает свой взгляд на мой чудесный ящик, а что там есть еще. С одной стороны, это так смешно, но и натура наша человеческая здесь открывается во всей красе, а кто-то говорит, что на детях нет греха. Конечно, маленькие дети не совершают сознательно греха, последствия наших грехов на наших детях, поврежденная человеческая природа — вся она тут, как же их не крестить, не приводить к Таинству Святого Причастия. Вот, наконец, храм пустеет все подарки призы и мыши, а это то, что больше всего понравилось моей «публике», розданы. Даже одна мама не устояла и рассказала мне стишок, кстати, тоже заработала шоколадку. Тишина умиротворение тихая радость. Вдруг слышу: Батюшка, а я вот тоже жду, хочу рассказать тебе стишок. Из-за колонны выходит девочка лет восьми — девяти. Я лихорадочно начинаю стучать себя по карманам и вспоминать, а что у меня осталось. Пусто. Дитя мое, говорю, прости, но у меня ничего не осталось, я все раздал. — А мне ничего и не нужно, батюшка, — говорит ребенок, — я тебе бесплатно расскажу. Мы потом еще долго разговаривали с ней, и воистину нет слаще общения, чем общение друзей.
С любимыми не расставайтесь (ЖЖ-22.03.09)
У нас в посёлке жила семья, муж и жена, обоим лет по сорок, и двое детей: девочка лет семнадцати и мальчик десяти. Она была на виду, работала заведующей в магазине стройматериалов. Люди они были не церковные. Он одно время попивал, но одумался, жену, говорят, любил, боялся потерять. Ездил он на «девятке», а жена — на «пассате». Как-то сломалась у Татьяны машина, и отдали её в ремонт в соседний с нами городок. Через пару дней они вместе с мужем поехали в обеденный перерыв её забирать. За рулём был супруг. И надо было такому случиться, что пока стояли и ждали на красный свет светофора, их машинку сзади слегка ударили, и она выкатилась на перекрёсток, и попала под грузовик. Женщина была не пристёгнута, вылетела через лобовое стекло на асфальт и погибла.
Татьяну многие знали, и, говорят, любили. Поэтому на отпевание в храм, помню, пришло множество людей. На мужа было страшно смотреть. Он даже ходил как робот, не сгибая ног в коленях и шаркая ими, как старик. Мы с ним разговаривали раза два в дни похорон. Я просил его проявить любовь к жене и молиться о ней, а, во-вторых, держать себя в руках и ни в коем случае не позволять себе снова пить. Теперь он единственный в семье и кормилец, и папа и мама в одном лице. «Подтверди свою любовь к жене заботой о детях», говорил я ему, «ей это будет в радость». Он клятвенно обещал мне исполнять всё, о чём я его просил, но в храме после похорон я его уже больше не видел. Я тогда обратил внимание вот на что. Не смотря на то, что провожающих Татьяну в последний путь было очень много, я потом почти не встречал в поминальных записках её имени. Получается, пришёл народ на поминки, покушали, компоту попили и вычеркнули человека из памяти. На отпевании так плакали, а всё время сорока дней только я один и поминал её. Потом она несколько раз являлась одной своей верующей знакомой и прямо просила молитвенной помощи, говоря, что ей там очень плохо.
Через какое-то время узнаю, что муж Татьяны, распивая вместе с друзьями у нас на речке, решил покончить с собой. Тоска, мол, по жене разобрала. Пошёл и нырнул головой вниз. Речку нашу в полноводье воробей в брод перейдёт, так что свернул бедолага себе шею. Слава Богу, что позвонки сломались так, что поддались лечению, но всё-равно, минимум он полгода лежал, и до сих пор не работает. Узнал об этой беде от его дочери, та пришла на годовщину матери, смотрю, а пальтишко на ней совсем не по сезону. Разговорились. Спрашиваю: «А на что же вы живёте»? «Я работаю, батюшка». Она поступила работать в наш дворец культуры тапёром за гроши. Благо, бабушка своей пенсией делится.
Сколько было друзей, а о детях все забыли. Так горько стало, представил, что это мой ребёнок живёт впроголодь, пошёл, собрал всё, что у меня в тот момент оказалось, по всем заначкам и карманам, отдал ей. Тоска.
Предложил придти к ним домой пособоровать неудавшегося самоубийцу. Отказался. Оказывается, теперь во всех его бедах виноват Бог. Словно не он за рулём сидел, а Господь рулил. Раз авария произошла возле церкви, значит, Бог и виноват. А если бы Татьяна погибла возле пожарки, то виноват был бы, видимо, Шойгу. А то, что убить себя хотел, так это всё от великой любви.