Возлюби ближнего своего

Потом она нашла меня, извинилась за него и говорит: «Вот уж последних лет десять он так себя ведет. Жизни от него не стало. Честит меня перед всеми, оскорбляет. Живем с ним в одной квартире. Он её разделил и всё смотрит, чтобы я его границу не пересекала. Совсем умом тронулся старик». Но, самое главное, где-то, через год, этого дядечку парализовало, и ненавистная ему жена, до последнего его дня кормила, подмывала, поворачивала в постели. Он её материт, а она его кормит. «Зачем он тебе нужен»? Спрашивал я её, сдай его вон в дом инвалидов. «Не могу, батюшка, стыдно мне как-то, что люди скажут, все-таки он отец моих детей». Ей стыдно, ему — нет.

Как-то пригласили меня причастить умирающего мужчину. Наша прихожанка, всю жизнь в одиночку воспитывавшая двоих детей инвалидов, хлопотала о своем непутевом муже, который оставил их лет пятнадцать назад.

Прихожу в дом. На кровати сидит худой изможденный болезнью человек. Смотрит на меня и улыбается. Помню, меня поразили его зубы. Часть зубов на нижней челюсти отсутствовало, а верхние, соответствующие им, неестественно вытянулись вниз, словно у него выросло ещё пять-шесть дополнительных клыков. Почти лысый, лишь один вихор впереди. Смотрит на меня, улыбается.

Я поговорил с ним. Ни о каком покаянии он и слышать не хотел, да и грешником себя не считал. Говорит: «Я жизнь во прожил», и показывает мне большой палец правой руки. «У меня только официально было пять жен. Шестерых детей родил. Вообще от баб отбоя не было». Умирать, правда, он прибился к своей первой жене, никто из его последующих женщин не приютил у себя этого человека, только жена — христианка. «Не могу я, батюшка, чтобы отец моих детей умер как бомж. Вот хочу его перед смертью причастить, чтобы молиться о нем можно было».

Долго нам с ним пришлось говорить, чтобы хотя бы в малой степени вызвать в нём какое-то покаяние за его непутевую жизнь. Он искренне считал, что старая жена приняла его назад не из жалости, а из-за неотразимой наружности и прочих мужских достоинств. Возможно, к этому времени он уже несколько повредился умом, по иному никак не могу объяснить его слов и поведения.

Интересно устроена человеческая жизнь. Вот плачет женщина, муж ушел к другой, а не ругает его. Говорит, что на самом деле-то он её любит, а виновата во всём разлучница. Это она приворожила ненаглядного и увела, как бычка на верёвочке. Он несчастненький, она сочувствует ему, приходит в церковь, молится о нем, думает, как бы ему помочь, чтобы вернулся, и жить по-прежнему.

При таких обстоятельствах спрашиваю обычно: «Сколько ему лет, а молодой подруге, а, сколько у него денюжек»? И если разница в возрасте значительна, а золотой запас героя любовника невелик, то успокаиваю женщину, «Не волнуйся, мать, вернется скоро твое сокровище».

Бывает, приходит в храм такой дяденька лет под шестьдесят и срывающимся от волнения голосом уверяет меня, что полюбил молодую лет тридцати. Сколько чувств, какая экспрессия в движениях, вот она настоящая любовь, единственная, посетила на посошок жизни, и он не в силах пойти наперекор взаимным чувствам. И тогда я ему обычно советую: «Ты только смотри не выписывайся из квартиры, и старой своей жене не забывай цветы посылать на 8 марта. Чтобы потом тебе не под забором помирать. Чтобы по — людски похоронили, а не в целлофановом пакете».

Думаешь, какие страсти. Чисто шекспировские. Вот кто-кто, а он мог описать такое горение плоти, тем более, что и сам, говорят, имел немалый опыт любовных похождений. С каким восторгом принимали его графини и герцогини, за честь считали иметь в друзьях великого поэта, а умирать вернулся в свой дом, к своей жене много старшей себя, необразованной длинноносой крестьянке. К такой же «старой кляче», что и мать моего друга детства Андрея.

Страсти-мордасти

Описываемые мною события имели место в одном маленьком периферийном городке много лет тому назад. Правда, в мелочах я что-то, может, и путаю, вы уж меня за это простите, много воды с тех пор утекло. Меня тогда только-только рукоположили, и я служил в храме вторым священником. Опыта служения ещё не было никакого, поэтому некоторые события, с которыми пришлось столкнуться, откровенно ставили меня в тупик. И на многие вопросы я не находил ответа.

Однажды, а дело было летом, в один из будних дней я, как и полагается второму священнику, бегал по требам. Именно бегал, городок хоть и небольшой, но заявок на освящение домов, причастия, соборования людей больных и старых было много. Кстати, это свидетельство того, что храм в городе почти не закрывался, и обычай приглашать священника на дом считается у тамошнего населения чем-то само собой разумеющимся. В новых городках и посёлках, где церквей никогда раньше не было, нет и такого обычая.

Машины я тогда ещё не имел, потому ходить приходилось много. Во время одного такого моего похода меня остановила женщина средних лет. И хотя одета она была как цыганка, и повадки, жесты, само обращение ко мне, было похоже на цыганское, тем не менее, женщина оказалась русской.