Возлюби ближнего своего

Сегодня народ повально принялся вычислять число калорий в разных продуктах, и сколько этих самых калорий можно потребить. Тогда их никто не считал, мы просто ели то, что могли достать. Благо, что еда в те годы была вкусной. Было сало — ели сало, нет — обходились картошкой.

Когда с прилавков исчезло мясо, мама готовила отличные холодцы из хвостов и делала рагу из коровьего вымени. Мне кажется, холодцы — это изобретение тех, кто никогда не наедался вдоволь.

До сих пор моя матушка с удивлением наблюдает за тем, с каким удовольствием я вылавливаю из бульона и поглощаю свиные шкурки, а мясо отставляю в сторону. А я не понимаю, как можно не любить варёные свиные шкурки?! И почему люди предпочитают им мясо, оно же невкусное, и ещё застревает в зубах.

В детстве я никогда не был толстым, но и худым меня назвать язык не поворачивался. Мамины плюшки делали своё дело, а в их количестве меня никто никогда не ограничивал. Невозможно ограничивать в еде тем, кто сам прошёл через голодное детство и военную юность. Представляю сейчас мою маму, какой она была в те годы, и её неизменную фразу:

— Кушай сынок, наедайся. На голодный желудок разве что в голове удержится?

В институт я пришёл вполне себе упитанным молодым человеком, а чего вы хотите, на свойском-то молоке да с плюшками? И при этом никогда не задумывался о своей комплекции. До тех пор, пока не влюбился. Вот эта фраза: «Он стал сохнуть от любви», — это про меня.

У нас в группе после третьего курса прямо поветрие какое-то началось, народ влюблялся и худел. Помню мою сокурсницу Ванду Рыжую. У нас в группе Ванд было нескольку, и чтобы их отличать, мы были вынуждены давать им прозвища по цвету волос.

Однажды на физкультуре я случайно коснулся её живота и удивился, до чего же тот у неё мягкий и глубокий. И главное, уже после того, как его оставили в покое, живот продолжал трястись самостоятельно, точно желе. Тогда мы просто посмеялись и разошлись, а спустя несколько месяцев всё та же Ванда ловит меня перед лекцией, выпячивает живот и тычет в него пальцем, а он ни с места. И грустно так мне говорит:

— Ты видишь?! Не колышется, всегда колыхался, а сейчас нет. Знаешь почему? Потому что его нет.

— Ванда, да ты, никак, влюбилась!

— Да, и, к сожалению, безответно…

Я тоже тогда влюбился. И тоже безответно. Мы с Вандой, чувствуя себя товарищами по несчастью, поддерживали друг друга, как могли, и докладывались о потерянных килограммах.

Продолжалось это до тех пор, пока однажды я не встретил мою подружку, идущую под ручку с молодым человеком. Её глаза сияли счастьем. Она мне сделала незаметный знак, мол, обрати внимание, этот тот самый, что заставлял меня худеть. Вскоре Ванда благополучно вышла замуж и быстро вернулась в исходные формы.

А в армии, я помню, бегал. В 1986 году командование части отправило меня в город Краснодар повышать квалификацию и переучиваться на новую технику. В то время я был двухгодичником и старшим лейтенантом.

На самом деле, мне не нужно было переучиваться на новую технику, поскольку я её уже знал, но провести три месяца в краевом центре, да ещё и поблизости с морем… Потому не стал отказываться и убыл точно по предписанию.

Вместе со мной на сборы прибыло человек пятьдесят офицеров из разных частей, групп войск и даже флотов. Все они были как минимум лет на десять старше меня и званием не ниже майоров. Понятно, что решением общего офицерского собрания я стал ответственным буквально за всё, за что только можно было отвечать.

Какой-то подполковник предложил сделать меня ещё и старшим по курсу, но руководство училища его, к счастью, не поддержало. Поскольку у моих старших товарищей были свои, отличные от моих интересы, то мне самому приходилось искать, чем бы занять себя после уроков.

Для начала я решил заняться собой и начал бегать. Благо, что городской стадион находился совсем рядом с училищем. Товарищи майоры смотрели на меня с нескрываемым сочувствием.

— Беги, лейтенант, беги. А мы пойдём на Кубань, загорать и пить пиво.

В часы, когда я бегал по стадиону, проходили и тренировки профессиональных бегунов. Высокие и очень худые, с необыкновенно длинными ногами, они обгоняли меня и, точно гепарды, неслись вперёд.

Вместе со спортсменами посмотреть на тренировку приходил чей-то большой немецкий дог, а за ним увязывались и несколько местных шавок. К постоянно мелькающим перед глазами спортсменам собаки уже привыкли, а моё появление вызывало у них неподдельный интерес.

Может, они на меня ставили? Во всяком случае, когда я, пробегая трусцой очередной круг, приближался к их импровизированной ложе, собаки принимались дружно гавкать, требуя от меня увеличить скорость и сражаться наравне с остальными.

— Беги, лейтенант, не пасуй перед авторитетами!

Вскоре в Краснодар прибыла на гастроли труппа алма-атинского театра оперы и балета. И я, вспоминая свой московский период увлечения театром, купил билеты на всё, что привезли алма-атинцы. И в течение трёх недель исправно, точно на работу, ходил в театр.

И каждый вечер слышал от своих старших товарищей: