Возлюби ближнего своего

И чуть ли не в тот же день в монастырь нагрянули бандиты. Что ожидало Марата в случае этой встречи? Не думаю, что хорошее, у тех людей свои законы и своё понятие о чести. Но когда они увидели бывшего товарища умирающим, то, сменив гнев на милость, в свою очередь, стали уговаривать его немедленно лететь в Германию лечиться.

— Марат, у тебя ещё есть шанс выжить, соглашайся и возвращайся в Москву.

— Нет, обратно я уже не вернусь. Если мне суждено умереть, то лучше здесь и умру монахом.

Он принял постриг в честь преподобного Агапита, врача безмездного, а ещё спустя месяц чудесным образом поднялся с постели.

— Правда, теперь, — рассказывал послушник, — у него часто кружится голова, и ему тяжело нагибаться, но он благодарит Бога и говорит, что это совсем малое наказание за те дела, что в своё время успел натворить. По благословению отца игумена пришлось ему вспоминать то, чему когда-то учился в медицинском институте. Теперь к нему за помощью идут и монахи, и местные жители.

— Да, — задумчиво протянул Андрюха, выслушав уже от меня историю покаявшегося разбойника Марата, — ну и дела. Чтобы отказаться от такой кучи бабок, что-то не верится. Вот ты бы отказался?

В ответ я только пожал плечами.

— То-то и оно, — философски заключил мой собеседник и закурил.

Ночь, мы сидим у меня на работе в будке обогрева среди многочисленных путей и вагонов. Андрюха — профессиональный вор, у него несколько ходок в зону, и последнее время он «работает» на железке.

— Нет, Шура, ты не подумай чего, сам-то я человек верующий, — он вынул из-под свитера алюминиевый крестик на простой верёвочке, истово на него перекрестился и поцеловал. — Вот он, — указывая на крестик, говорит Андрюха, — Никола Угодничек, без него я ни на одно дело не пойду. Вера верой, а кушать тоже что-то надо. Скажи мне, разве не ради денег мы живём? Пойди, попробуй заработать у нас честным трудом, ничего у тебя не получится. Кругом все воруют, вот и самому по-волчьи выть приходится. Ты чего улыбаешься, я разве не прав?

— Андрей, у тебя получается прямо как в том анекдоте.

И я рассказал ему один из многочисленных вариантов известного шуточного диалога:

— Хвала Богу, какая встреча! Как поживаете?

— Бог милует, без куска хлеба не сидим, воруем понемногу.

— Помилуй Бог, а что же понемногу?

— Бог милостив, бывает и грабим. Только, прости Господи, случаются и накладочки. Бабушку, вон, на большой дороге вчера убили. Жалко бабушку.

— Что значит «жалко»?! Не гневите Бога. Вы что же, не доверяете Промыслу Божию относительно этой бабушки? Стыдитесь сомневаться, вы же верующие люди.

Я ожидал, что мой собеседник сейчас рассмеётся, но он и не улыбнулся, даже просто из вежливости. Видать, не понял.

Андрюха с подельниками частенько заглядывали к нам на огонёк. Начальство знало, что ночью станцию наводняет множество воришек, но реально что-то изменить не могло. Зато нас, работяг, предупредили, если у кого на рабочем месте заметят чужаков, немедленно лишат за месяц всех премиальных.

Для моих коллег такая угроза оставалась пустым звуком, воровали на станции почти все. Но для меня угроза лишиться премиальных означала фактически оставить семью без куска хлеба, потому я, наверно, был единственным, кто прогонял воров.

Правда, это было небезопасно, потому я не столько их прогонял, сколько просил уйти. Воры знали: Шурик верующий, по их понятиям это означало — Шурик немного того, с приветом, а на таких, слава Богу, не обижаются. Поздно вечером зайдут, поздороваются и обязательно предупредят:

— Шура, ты только не волнуйся, мы к тебе транзитно, следуем на другой участок.

Идут назад — обязательно отчитаются за «проделанную работу». Иногда предлагали подарить что-нибудь из добычи.

Странное было время. Сейчас вспоминаю, удивляюсь. У нас были отличные отношения. Иногда кто-нибудь из них выручал меня взаймы деньгами. Дать дадут, а взять назад отказываются, но я понимал, что не верни им деньги хотя бы раз, мои отношения с ними из равных сразу превратятся в зависимые, потому каждый раз неизменно возвращал долги. Воры всегда имели с собой крупные суммы денег.

Андрюха меня даже поучал:

— Идёшь на дело, всегда имей при себе бабки на тот случай, если попадёшься. Откупился и иди, воруй дальше, только уже старайся не попадаться. Те, кто с голодухи за мешок картошки в зону угодили, те в основном там и сидят. А у кого есть денежки, отсиживаются условно. Послушаешь, вон, по телевизору: пять лет условно, шесть лет, и даже девять лет условно. Чего ж так не воровать-то?

После того как на станции навели порядок, чужаки больше не смели появляться в наших местах. Исчез и Андрюха, и долгое время о нём ничего не было слышно. Потом я стал священником и уволился со станции.

Прошло ещё лет пять, и вот однажды иду по городу, тому самому, куда ездил когда-то целых десять лет работать составителем поездов. А город из тех, что традиционно считаются криминальными.