Возлюби ближнего!

К удивлению судебных завсегдатаев, считавших, что Будринцева или вовсе оправдают, или, на худой конец, объявят общественное порицание, суд приговорил его к одному году тюрьмы, но, принимая во внимание отличную характеристику с места службы и первую судимость, счел возможным снизить наказание, заменив его шестью месяцами принудительных работ с удержанием двадцати пяти процентов зарплаты.

Больше всех аплодировали приговору сидящая рядом с Надей глуховатая дама и Тарелкин.

Усиленно хлопала в ладоши еще одна старушка, она стояла у самых дверей и, крикнув: «Правильно!», «Одобряем!» — сразу же исчезла. Пожалуй, только один Алексей и заметил ее. Это была мать Нади — Ирина Федоровна.

Радостно взволнованный Вася Тарелкин долго не мог успокоиться. Он не только поздравил и расцеловал своего подзащитного, но в запарке даже пожал руку Будринцеву и Наде.

— Кто этот рыжий живчик? — спросила Надя, когда Вася убежал в редакцию срочно давать отчет.

— Фельетонист Тарелкин, — уныло ответил Будринцев.

— А я-то его чуть хамом не обозвала. Журналист, а не знает, что, прежде чем пожать руку даме, надо ждать, пока она ее тебе сама протянет.

Обсуждая с Надей итоги процесса, Будринцев отверг ее предложение пригласить кое-кого из бывших сослуживцев, чтоб тем самым отблагодарить за характеристику.

— Эх ты, добрячка, — ухмыльнулся Будринцев. — Благодарить-то как раз и не за что. Они, думаешь, о моих интересах заботились, когда эту характеристику писали? Дудки! Они свою вину передо мной загладить стремились. Ну, да ничего. Недолго им, голубчикам, без меня скучать!

И все же, раньше чем предпринять дальнейшие шаги, надо было прежде всего добиться хотя бы смягчения приговора.

Несмотря на отсутствие специального юридического образования, Будринцев и на этот раз обошелся своими силами, не прибегая к помощи платного адвоката.

На возвращенной ему судом пишущей машинке он быстро и умело накатал такую слезливую жалобу, что секретарь кассационной коллегии горсуда расчувствовалась и обещала сделать все от нее зависящее, чтобы назначить слушание его дела в ближайшие сроки.

Слово свое секретарь сдержала. Коллегия, не найдя в деле Будринцева каких-либо данных, свидетельствующих о корыстном характере его действий, и приняв во внимание первую судимость обвиняемого, сочла возможным сократить меру наказания с шести месяцев принудительных работ до трех месяцев с отбыванием их по месту службы.

— Теперь, — сказал Будринцев, торжествующе размахивая спасительной характеристикой, — с помощью этого чудесного документа я им нанесу сокрушительный удар и добьюсь полной реабилитации!

Еще не успели как следует обсохнуть чернила на приказе об его увольнении, как пришла повестка из нарсуда, что дело по иску гр-на Будринцева о восстановлении на работе слушается тогда-то и там-то.

— Вот видите, — упрекал Чарского завкадрами, — я вас предупреждал, что от этого Будринцева нам так запросто не отделаться. С ним мы еще натерпимся горя. Недаром его Савелий Тимофеевич увольнять не решался!

— Не боюсь я этого проходимца! — стучал по столу Чарский. — Савелий Тимофеевич не решался, а я решился. Приказ у нас составлен крепко, и никакого восстановления он не добьется.

И вот снова суд. Только на этот раз Будринцев не обвиняемый, а истец.

Судья, доложивший обстоятельства дела, сослался на характеристику, выданную истцу руководством института.

— Простите, — попытался объяснить юрисконсульт института. — Но характеристика была дана на другой предмет.

— «Дана, — прочел судья, — для представления в суд в связи с уголовным делом по обвинению гражданина Будринцева…»

— Вот-вот, — обрадовался юрист, — и к этому делу она отношения не имеет.

— Правильно, — согласился судья, — однако речь-то в ней идет о том же самом гражданине.

— Действительно нехорошо получилось, — шепнул юристу сидящий рядом с ним завкадрами. — Судья совершенно прав.

— Сам вижу, что прав, — огрызнулся юрисконсульт, — знай мы, что он воспользуется этой характеристикой для восстановления на работе — черта лысого он бы от нас получил!

— Скажите, — продолжает судья, — вот в приказе об увольнении гражданина Будринцева вы пишете одно, а в характеристике — совсем другое. Как это понять? В котором из двух этих документов правда?

— Правда в приказе, — чуть не со слезами отвечает юрист.

Теперь пришла очередь говорить Будринцеву. Он спокоен и даже улыбается, стремясь показать суду, что он далеко не такой, каким его намалевали в приказе.

— Граждане судьи, — говорит Будринцев, — позвольте обратить ваше внимание на противоречивость заявления ответчика. Характеристика выдана мне для представления суду шестнадцатого августа. Точнее говоря, через три дня после опубликования приказа о моем увольнении. Тот факт, что характеристика дана на предмет приобщения ее к уголовному делу, свидетельствует о серьезной ответственности, которую не могли не осознавать руководители уважаемого предприятия. Вот почему я прошу восстановить меня на работе с выплатой за вынужденный прогул.