Вот и позвали на свою голову.
Поначалу мы даже удивились: сидит так интеллигентно, курит, пьет водку, пивом запивает, коньяком закусывает, улыбается. Прямо подменили парня. Только ненадолго. Как только он коньяк с портвейном мешать стал — здесь все и началось.
«Ишь, говорит, либералы проклятые как обнаглели. Уж не думаете ли вы, что я эту вашу самокритику терпеть стану?»
Сказал он это, да как бутылкой по столу хрясь! И пошло, и пошло…
Кричит, ногами топает и стулом замахивается на нашего квартуполномоченного.
«Вы, кричит, общественность обманули! Я из-за вас незаконно квартиру получил…» — а сам стулом размахивает и ногами из ватрушки блины делает.
А уж когда он из телевизора антенну вытащил, тут видим, что дело совсем худо и без милиции никак не обойтись.
Не учли мы в горячке, что милиция о его художествах по месту службы сообщит и ордера на новую квартиру ему не выдадут. Потому что закон такой строгий есть: если человек ведет себя плохо — хулиганит или пьянствует, то его с квартирной очереди обязательно снимают. Закон справедливый, чего говорить, только нам-то каково. Сидим и волосы на себе рвем.
Теперь хочешь не хочешь — мучайся! Живи с ним в одной квартире! А кто виноват? Сами и виноваты. Незачем было милицию вызывать! Уж столько терпели, и теперь бы потерпеть надо.
Ну а вчера он после отбытия срока домой явился. И сразу же деньги на водку потребовал. Пришлось дать. Попробуй не дай, если у него копия нашего письма при себе хранится.
«Я, говорит, вас в любой момент разоблачить могу. А будете жаловаться, никто вам не поверит, поскольку вы сами из меня ангела сделали!»
Так вот и страдаем. Одна надежда на лифтершу из соседнего дома. У нее на примете молодая вдова с отдельной квартирой в новом районе. Взялась сосватать. Дело, говорит, верное. Наш Овцов ей по всем статьям подойдет. У нее покойный муж еще покрепче закладывал, да и сама она по линии алкоголя никакого отставания не допускает.
Господи, только бы опять чего-нибудь не случилось! Мы уже два раза этой лифтерше всей квартирой по десятке собирали. А как избавимся от Овцова — целую сотню дать обещали. И дадим, мы люди порядочные. Не обманем!
КОНЕЦ КОРОЛЯ «ЛИПЫ»
Жизнь этой конторы была короткой, но запоминающейся; зато название ее было длинным, запомнить его никто не мог, и состояло оно из девятнадцати букв: «Горстенполовицасбыт».
Во главе конторы стоял Полунин. Да, да… тот самый… Мартын Васильевич. Ему-то и обязаны мы тем, что даже многоопытные профессиональные «бюрократоеды», обследуя деятельность «Горстенполовицасбыта», не могли обнаружить ни одного из известных им признаков бюрократизма.
Здесь никто никому не грубил и никто не был чересчур приветливым, а любое поступившее сюда письмо, жалоба или предложение мгновенно получали ход и уж во всяком случае не оставались без рассмотрения.
Собственно, иначе оно и не могло быть. Теперешний бюрократ как-никак, а современник ракеты, станков с программным управлением и брюк с перманентной складкой.
Не в пример своему предшественнику — бюрократу прежнему, — он никому и никогда ни в чем не отказывает.
«Действенный», если можно так выразиться, пошел нынче волокитчик! И хмурости в нем и важности — никакой. Прямо рубаха парень. И в голосе этакий за душу хватающий демократизм, и что ни слово, то обязательно какую-нибудь пословицу или поговорку ввернет!
Но все это, так сказать, общие черты, главное в другом. Главное в том, что под влиянием крайне неблагоприятной обстановки, создавшейся в наши дни для бюрократа, он вынужден ежесекундно выкручиваться, прибегать к маскировке, пользуясь собственной, ничем не похожей на прежнюю, технологией бюрократизма.
Изменился, кстати, не только облик бюрократа, но и его повадки. Памятуя, например, что по внешности секретаря посетители учреждений судят о начальнике, только безнадежно отсталый бюрократ-догматик посадит за секретарский стол какую-нибудь свежеокрашенную, стиляжного типа девицу и тем самым вызовет небывалую волну анонимок, получаемых его женой.
Очевидно, именно по этой самой причине все чаще можно встретить теперь на секретарской должности солидного, усатого дядю или, на худой конец, пожилую особу, внешность которой мобилизует исключительно на помыслы стерильно-служебного характера.
Что касается Мартына Васильевича, то по линии секретаря он пошел значительно дальше, решив, что «пора навсегда покончить с этим символом бюрократизма». С редким для начальника рвением Полунин сократил начисто эту штатную единицу, предварительно, правда, исхлопотав три дополнительные ставки для «ответственных исполнителей по общим вопросам».
Прослышав, что в конторе «Горстенполовицасбыт» открылись столь пленительные штатные перспективы, к Полунину, как бы ненароком, стали наведываться такие руководящие звезды, созерцать которые до сих пор он мог, пожалуй, только во сне или на стадионе во время футбольного матча. И все они произносили примерно одну и ту же речь: