По инициативе Полунина в конторе появилось сложное сооружение, напоминающее не то холодильник, не то автоматическую кассу. То была малогабаритная электронная машина, способная делать любые вычисления и мгновенно выводить любые средние цифры. Одновременно с этим машина, после спецнастройки, произведенной лично Мартыном Васильевичем, изготовляла великолепно отредактированные обязательства, заверения, умопомрачительные формулировки, а также выбивающие слезу объяснительные записки. Сочинив очередную сводку, робот издавал нежный звон и басом говорил: «Конец».
А какие эта машина делала приписки! Какие приписки!
Они не вызывали даже тени сомнения у самых глазастых и придирчивых ревизоров и действовали безотказно во все отчетные времена года.
По самым грубым подсчетам робот-очковтиратель (так интимно называли машину) заменял девятьсот тридцать шесть одушевленных коллег. Но дело не только в количестве. Этому детищу кибернетики были несвойственны чувство страха, сердечные перебои и мозговые явления.
Он не требовал затрат на курортно-санаторные путевки, не клянчил пособия на строительство дачи, не заказывал дорогостоящие лекарства и не жаловался на высокую стоимость бракоразводных судебных разбирательств!
Не прошло и трех месяцев, как Полунин настолько освоил умную машину, что мог ею пользоваться, не заглядывая в таблицу. Да и машина, в свою очередь, привыкла к своему управителю.
Тем, кому довелось видеть Мартына Васильевича сидящим за клавиатурой электронной машины, казалось, что, очевидно, от постоянного общения робот и Полунин начинают чем-то походить друг на друга, точно так же, как бывают похожи собаки на своих хозяев и хозяева — на своих собак.
Структура робота была предельно упрощена. В каждой ячейке его мозга находилась матрица за соответствующим номером.
Полунин включал мотор, ударял по клавишу, и тотчас же из отверстия с надписью «рапортаж» выползала широкая бумажная лента с четко напечатанным и готовым к рассылке торжественно-приподнятым, бодряще зовущим рапортом о перевыполнении плана.
В качестве приложения к рапорту давалось еще стихотворение, в котором робот умело сочетал зарифмованные цифры с афоризмами о неразделенной любви и гневной отповедью по адресу загрязнителей водоемов.
Когда — уже, к сожалению, после получения премии и прочих наград — начинали проверять достоверность «рапортажных» цифр и Полунину грозили крупные неприятности, он нажимал соответствующий клавиш, и на свет появлялось покаянное письмо. Начиналось оно словами: «Объективной причиной фактического невыполнения взятого нами обязательства является засуха, дожди, внезапные морозы, резкое потепление, нехватка сырья, сверхнормативные сырьевые остатки, отсутствие новой техники, освоение новой техники и т. д. и т. п. (ненужное — зачеркнуть)».
А кончалось это письмо тоже неизменно одной и той же фразой: «Признавая свои ошибки, заверяю, что оправдаю доверие на любой руководящей работе и добьюсь еще более небывалых успехов».
Уже по одному тому, как смело и решительно Полунин поставил кибернетику на службу очковтирательству, можно судить о его отношении к науке.
Это был не трусливый, безмоторный очковтиратель, излюбленный персонаж многих драматургов и романистов. То был, если можно так выразиться, уже другой, современный бюрократ — бюрократ-новатор.
Этим и только этим объясняется, что при «Горстенполовицасбыте» постоянно функционировала научно-исследовательская группа.
Выдающееся достижение этой группы — возведенную учеными опытно-показательную стену — Полунин охотно демонстрировал всем желающим. Стена стояла в застекленном футляре, что предохраняло ее от случайных повреждений и колебаний, которые могли вызвать дышащие на нее экскурсанты.
По поводу этой стены возникла даже острая дискуссия. Рабочие-строители, осмотрев первенца полунинских ученых, выступили в печати, заявив, что подобный эксперимент кроме крупного денежного ущерба ничего не дает.
Однако Полунин на защиту этого научного изыскания стал стеной, чего нельзя сказать о самой стене, которая постоять за себя не смогла и рухнула, не просуществовав в общей сложности и шести месяцев. На смену экспериментальной стене пришли не менее экспериментальные половицы.
Те же строители-практики, осмотрев половицы, снова остались недовольны и решительно заявили, что подобные половицы укладывать нельзя, поскольку они издают неприятный скрип.
На этот раз Полунин предложил ученым учесть критику «снизу», и в результате принятых мер удалось сделать очень многое. Скрип, правда, остался, но то уже было не просто бессодержательное, абстрактное поскрипыванье, а громкий и четкий скрип, содействующий повышению музыкального уровня квартирных съемщиков.
Переставляя ноги с одной научно обоснованной половицы на другую и подпрыгивая согласно разработанной учеными инструкции, живущие в квартире могли извлечь мелодию песни «Пора в путь-дорогу».
Несмотря на столь соблазнительное новшество, полунинские половицы не только не получили одобрения общественности, но даже послужили поводом для гневного выступления целого ряда фельетонистов.