Возлюби ближнего!

Желая избавиться от вьюна, я так сильно мотнул головой, что желчный завистник очутился далеко на сухом берегу, где, очевидно, и прекратил свое никому не нужное существование.

Первым делом, знакомясь со мной, гринда подробно мне рассказала о своей жизни. Я узнал, что родилась она в Северном море, а образование свое получила в Индийском океане. Здесь ей здорово повезло. Изучая рельеф океанского дна, она случайно обнаружила давным-давно затопленный город. А в нем чудом уцелевшего очень ученого и очень старого попугая.

Когда город смыло водой, попугай спал и ничего не слышал. В спящем виде он вмерз в льдину, льдина успела превратиться в айсберг — а попугай все не просыпался. Так он и проспал больше двухсот лет, и, не откопай его гринда, он бы спал и до сих пор.

Вот этот-то размороженный попугай по имени Адвентист, в благодарность за свое спасение, и обучил нашу гринду ста сорока языкам. Сам он читал и писал на шестистах языках и разговаривал на девятистах тридцати четырех наречиях. В затонувшем городе попугай чувствовал себя превосходно. Он, как оказалось, был дворцовым попугаем и имел ключи от всех учреждений и жилых квартир.

Когда-то, до своего замораживания, попугай жаловался на хронический тонзиллит и остролапочный ревматизм, но длительный сон в замороженном состоянии полностью восстановил его здоровье.

— Скажите, — спросил я гринду, — а где он сейчас, этот удивительный попугай?

Знай я, что за этим последует, я бы никогда не задал такого вопроса.

В ответ раздался сердцераздирающий плач. Гринда — семиметровая великанша, красавица гринда, один вид которой приводил в трепет стаю акул, — плакала навзрыд, как плачут, пожалуй, только молодые ершата, когда острый рыбацкий крючок впивается в их губу.

Видя, как от слез безутешной гринды заметно поднимается уровень воды в океане, морские жуки, опасаясь наводнения, мгновенно поднялись в воздух. Но все кончилось благополучно.

К общей радости, гринда наконец смахнула с пышного воротника последнюю слезу и извинилась за свою чувствительность.

— Прошло уже четыре года, — сказала гринда, — как моего попугая проглотила акула. Я знаю эту акулу лично. Сделала она это не от голода. Сами понимаете, какая польза ненасытной акуле от сорокасантиметрового, обезжиренного попугая? Эта акула, желая отомстить мне за гибель своих выводков, лишила меня самого близкого существа. Вот почему я так тяжело переживаю до сих пор постигшую меня утрату…

Она хотела еще что-то сказать, и, возможно, дело кончилось бы новым припадком, но тут в разговор вмешалась утка.

— Простите, — весело сказала она, — но я, кажется, смогу вас обрадовать. Мне недавно рассказывали друзья, что им довелось видеть одну акулу, из брюха которой слышались иностранные слова.

— А среди этих слов было ли что-нибудь сказано на древнекашалотском? — дрожа от волнения, спросила гринда.

— Да, — радостно отвечала моя утка. — Некий лебедь даже сумел разобрать целую фразу. Речь шла о каком-то мраморном ящике…

— Это он! Это он! — закричала гринда. — В мраморном ящике мой бедный попугай прятал ключи от ворот затонувшего города!

Из дальнейшего разговора выяснилось, что попугай находился в брюхе той самой желтой акулы, которая была моим первым трофеем.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Поиски Лиды Катушкиной и легендарного попугая. Я учусь понимать людей.

Мой подробный рассказ о том, как погибла желтая акула, вызвал у гринды двойственное чувство.

Она была рада, что ее злейший враг — акула обрела свой конец, но в то же время страшно огорчилась ее гибелью, поскольку, как утверждала она, находясь в брюхе акулы, попугай должен был неминуемо погибнуть вместе с брюховладельцем.

Мы с уткой, хотя в душе и соглашались с этими печальными выводами, но в то же время всячески пытались убедить, что все обстоит не так уж трагично, потому что, попав в руки людей вместе с мертвой акулой, попугай мог быть извлечен еще живым из своей плавающей темницы.

— Ну что ж, — сказала гринда, выслушав мои доводы, — если бы мы знали, где находится та девушка, в руки которой попал труп акулы, мы бы, разыскав ее, узнали бы о судьбе моего дорогого сивохвостика.

— Узнаем, — обнадеживающе произнесла утка. — Еще не было случая, чтобы «Главгусьсправка» не ответила на мой запрос. Клянусь мякишем черствого ржаного хлеба, не пройдет и трех лет, как мы получим ответ на все интересующие нас вопросы!

Столь категорическое заверение не могло не подбодрить приунывшую было звезду Индийского океана.

В тот же день, после небольшого отдыха, я был приглашен гриндой в ее подводную пещеру, чтобы сразу же, не теряя времени, начать изучение человеческого языка.

При этом она предупредила, что берется выучить меня только пониманию этого языка. Научить же меня говорить, как люди, гринда отказалась, поскольку, за редким исключением, дельфины не могут произносить человеческие слова. Так уж устроена их гортань.