— Только считанное количество дельфинов, — сказала гринда, — могут разговаривать с людьми. Но научиться понимать человеческую речь в состоянии все мыслящие морские животные, за исключением глупых от рождения морских котов и толстокожих кашалотов.
Не желая мешать нашей интересной беседе, утка тепло попрощалась со мной и с гриндой, обещав обязательно появиться сразу же, как только получит сведения о местонахождении Лиды Катушкиной и попугая Адвентиста.
Хотя гринда была очень высокого мнения о моих умственных способностях, она все же для ускорения обучения предложила сокращенную программу.
— Я уверена, — сказала она, — что такой редкий ум, как ваш, в состоянии осилить все, что знаю я сама, но начать следует с главного. Мой мудрый попугай рассуждал точно так же. Прежде всего он обучил меня пониманию языка людей, живущих в Европе. На это, если вы проявите усердие, нам понадобится всего два года… У людей, как рассказывал мне Адвентист, эта же учебная программа рассчитана на пять лет.
На мой вопрос, чем это объяснить, гринда ответила не совсем уверенно:
— Видите ли, в отличие от дельфинов люди заняты множеством всяких дел… Нужных и ненужных. Хороших и плохих. У них остается мало времени для учения.
С такой преподавательницей, как гринда, мне все казалось сущими пустяками.
Я даже считал, что мог бы, пожалуй, вопреки предупреждению гринды, и сам научиться произносить человеческие слова.
— Ну что ж, попробуйте, — снисходительно сказала гринда. — Вундеркинды бывают не только среди людей… Я, например, лично знала одного крокодила, который, будучи шестидесятилетним подростком, научился выть белугой и пускал фонтаны не хуже любого кита.
И я попробовал! Но что это был за позор! Я не знал, куда деться от стыда. Зато преподавательница моя смеялась так громко и долго, что, услышав раскаты ее выразительного смеха, все обитатели Индийского океана, кроме вечно мрачных акул, тоже начали хохотать, хотя и не знали, в чем, собственно, дело.
А дело было вот в чем. Мы повторяли английские глаголы, — точнее сказать, повторяла гринда, а я, в доказательство того, что понимаю значение слов, переводил их на дельфиний.
Особенно легким мне показался пример, когда существительное становится глаголом. Water — по-английски — вода, а если к этому слову прибавить две буквы to, получается — набирать воду.
Гринда в своих уроках всегда пользовалась близкими мне понятиями.
Тут-то и произошел конфуз. Я открыл рот, надеясь произнести «water», а вышло у меня что-то вроде «брамбр». Как же не смеяться?
Я понял тогда, почему так высоко ценили люди редкие способности моего покойного отца. И еще большим почтением проникся к своей преподавательнице, которая, как я узнал значительно позже, настолько преуспела в человеческих языках, что читала лекции по фонетике английского языка, и для нее была специально сшита докторская мантия из непромокаемого материала.
«О, наивный, самоуверенный дельфин!» — корил я себя в тот день, когда, усомнившись в правоте слов блистающей мудростью гринды, решил, что способен разговаривать, как человек.
Но и это в конце концов пошло мне на пользу. Отныне я уже более трезво оценивал свои возможности и куда с большим старанием, чем прежде, готовил уроки.
А вскоре был виден результат учебы. Не прошло и года, как я безошибочно понимал значение многих часто употребляемых человеческих слов.
Наибольшие успехи появились у меня тогда, когда с английского мы перешли на русский.
В награду за усердие гринда каждый раз по окончании занятий читала стихи, сочиненные несчастным попугаем. От одного воспоминания об этой легендарной птице меня охватывало горестное раздумье. Боясь расплакаться, я просил прервать чтение и уплывал куда-нибудь ближе к берегу. Здесь, оставаясь один, я жадно втягивал в себя свежий воздух и нетерпеливо поглядывал на небо, где вот-вот должна была показаться моя крылатая подруга — утка.
Величественная красота гринды, обширные и многосторонние знания, благодаря дружбе с легендарным попугаем, делали ее заметной величиной в подводном мире.
Занимая такое высокое положение, многие другие морские животные наверняка бы вели себя как баловни судьбы, тратя свободное от сна время на увеселительные экскурсии и заботу о своем здоровье. Я лично знал одного здоровенного верзилу-кита, который прожил множество лет, удивляя своей прожорливостью даже акул. Тем не менее, вечно ссылаясь на всевозможные болезни, он отлеживался в спокойных и теплых заливах, боясь лишний раз шевельнуть своими плавниками, а все заботы великодушно взвалил на действительно больную и хилую супругу.
Нет, гринда не походила на этого вконец обленившегося дармоеда.