Возлюби ближнего!

Заверточный полуавтомат был единственным внедренным в практику базы техническим усовершенствованием и постоянно упоминался администрацией во всех докладах (письменных и устных) как достижение, отражающее мощный научно-технический прогресс двадцатого века. Как это еще бывает, полуавтомат, закупленный в свое время на валюту, пребывал в состоянии полного бездействия до прихода какой-нибудь авторитетной комиссии. В таких случаях к машине подходил сам завбазой и пускал ее в ход. Но как только затихали шаги удалившихся с базы членов комиссии, полуавтомат переставал заворачивать пломбирные кубики в серебряную фольгу и вновь выключался до появления желающего связать с ним хотя бы временно свою производственную судьбу.

И вот такой человек наконец-то нашелся! Да, Кореньева ничуть не смущало то обстоятельство, что полуавтомат нуждается в значительно большем внимании, чем разгрузка хлеба или погрузка ящиков с полупотрошенными петушками, но зато работа здесь не требует напряжения физических сил.

Тут еще следует указать на один штришок в биографии раннего Кореньева.

В далекие школьные годы Генка Кореньев неустанно собирал всякие колесики, разобранные старые часы и прочую карманную принадлежность, которую он добывал, меняя на марки и конфеты. Учась на тройки, молодой Кореньев всегда получал единственную пятерку — по физике. Не брось он учиться, не останься он без родительского присмотра и не свяжись с плохой компанией, из него, возможно, получился бы хороший рабочий.

Об этом подумал Кореньев, пробуя самостоятельно с первого раза включить машину, которую, «в порядке передачи опыта», обычно демонстрировал сам завбазой.

— Да вы, товарищ Кореньев, молодец, — похвалил завбазой, — и память у вас на технику хорошая. Ну а сноровка появится тоже. Это не сразу.

Завбазой хотел еще что-то сказать, но в дверях появился милиционер. Он отдал честь и протянул повестку.

— Не везет этому агрегату, — горько улыбнулся Кореньев. — Не судьба ему заворачивать пломбиры. За мной, понятно, пришли!

— Кому повестка? — спросил завбазой.

— Курлыкину Гарри Антиповичу, — медленно прочел вслух милиционер.

— За что же меня? — заартачился Гарри, принимаясь нервно трепать свои бакенбарды. — Меня не за что… я при исполнении своих служебных обязанностей и на повестки являться в рабочее время не обязан! Я законы знаю!

— Зря шумите, — успокоил милиционер. — Дело очень важное. Просили доставить лично к начальнику.

— А меня не просили? — поинтересовался Кореньев: очень уж ему не хотелось уходить сейчас от этой машины, да и вряд ли за чем-нибудь хорошим ищут его стражи дымского порядка!

— Простите, — смутился милиционер. — Если не ошибаюсь, Кореньев ваша фамилия? Про вас тоже разговор шел у начальника… Думали, вы в вытрезвителе…

— Недоразумение какое-то, — поднимая воротник пальто, ворчал Гарри.

— Именно недоразумение, — живо откликнулся милиционер. — Кто-то пустил слух, что это вы утопающего позавчера из Тарабарки вытащили… Только у нас все думают, что не могло этого быть… Уж кто-кто, а милиция вас, гражданин Курлыкин, изучила на сто процентов… Тут, определенно, недоразумение!

— Нет, почему же?.. — пропищал Гарри. — Никакого недоразумения нет. Все верно.

И, как ни в чем не бывало, обратился к Кореньеву:

— Ну что ж, пойдем, браток. Правду скрывать нечего. Раз спасал — значит, спасал!

— Когда же на работу? — спросил вдогонку завбазой.

— Завтра, — ответил Кореньев. — Обязательно!

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

По дороге в милицию Кореньев неприязненно посматривал на своего «спасителя», который безостановочно рассказывал милиционеру, как он спасал своего друга, сообщая при этом чудовищно неправдоподобные подробности.

Поскольку сам Кореньев в силу своего полного опьянения точно все-таки не помнил, кто вытащил его из реки, Гарри считал, что слава спасителя безукоснительно и неоспоримо принадлежит исключительно ему.

Ну а если так, то почему бы не дать волю своему воображению, почему не приписать себе побольше всяких доблестей.

Хитрый и трусливый Гарри, не сделавший ни одного шага, чтобы не соблюсти первым долгом свою собственную выгоду, после того как объявил себя спасителем Кореньева, стал просто неузнаваем.

«Ну хорошо, — рассуждал Кореньев, слушая квакающий голос Гарри. — Допустим, у него в голове всякие надежды на эти наследственные деньги. Потому он и вытрезвительскую задолженность погасил, и на работу меня устроил. Тут картина ясная. А вот про спасение с какой целью придумал? Славы ему, что ли, захотелось?»

В отделении милиции процедура установления личности спасителя длилась недолго.

Начальник, который вел дознание, еще до прихода Курлыкина собрал о нем необходимые сведения, и хотя никаких очень уж больших нарушений за Гарри в последнее время не числилось, тем не менее и положительными качествами имевшиеся характеристики не блистали. По опыту начальник знал, что такие, как Курлыкин, если и меняют к лучшему свое поведение и «притихают», то делают это чаще всего по тактическим соображениям.