Возлюбить духа

Мощные и неутомимые Юджин Портер и Деннис Ульвич прочесали северные отроги и едва доперли рюкзаки с обломками кимберлита, кристаллами изумрудов величиной с кулак и с тусклыми самородками червонного золота. Нащупали они и перспективные выходы редкоземельных элементов. В общем, по возвращению они клокотали от гордости и вожделения, и женщины трепетали в их натруженных лапах, охали и потрескивали - а выпивка пеной вскипала в горле. Сказочная планета! Им вовек не сосчитать миллионов, что скопятся на межгалактических счетах через какую-нибудь дюжину лет. На этот раз им не удастся промотать вчистую свои кровные денежки и очухаться однажды хмурым утром на ступенях дешевого борделя. Лихо! Из голытьбы они все же выбились в князи и нынче не екает сердечко, когда подумаешь о незавидной, убогой старости.

Основательная и удачливая пара Царфис - Чанг углубилась дальше всех в горные долины. Им выпал восток и, наложив заклятия на тела и души, на пути-дороги и шурфы, они методично изыскивали каньоны и размытые кручи. Их карта оказалась подробней прочих, она была вся испещрена значками и пометками. Но самая веская находка - это футовые выходы чистой платины в долине, которую они так и назвали - Платиновая.

Из подходящего обломка Чанг выковал с помощью деструктора фигурку женщины. В общем-то она подходила для куклы, смущали разве что несколько пышные формы бедер. Но Ольга пищала от восторга!

Через шестьдесят суток по земному счету колонисты вновь собрались вместе. Дым, что называется, стоял коромыслом. На огромном костре калился котел, в котором булькало пахучее варево. Из Прента и Кошеля вытрясли сначала тройную порцию рома, а затем удвоили ее. У ног сверкали россыпи драгоценных камней, загадочно поблескивало бездонной желтизной золотишко. Полуобнаженные и захмелевшие женщины возлежали подле всесильных хозяев планеты и скручивали сигары из высушенных листьев папоротника. Наверное, это и есть триумф, когда сладость победы уже изведана, но предвкушение более изысканных наслаждений и отзвук громкой славы заглушают все и вся, включая голос разума и шепоток совести.

- Мы выпьем за редкую удачу, - вещал, покачиваясь, Дик Чепанис, - и еще за то, чтобы парни в лохмотьях с восхищением глядели на нас и расправляли плечи, и верили: мир прекрасен! Удача податлива - и охотно отдается сильному и настойчивому. Мы пьем за удачу, за ум, за силу, за веру!

Восторженные вопли глохли в чавканье, из жадных глоток рвалось:

- За Надежду!

И набожная донья Эстебана, и щепетильная Ванда, и разудалая подружка всех храбрецов, из чьих карманов сыплются без счета денежки, Матфея, Мати - все были одинаково пьяны и счастливы в этот вечер. И воспалены...

Возмужавший Олаф с гордостью демонстрировал девчушке с загадочными глазами свои первые шрамы и рассказывал, чуток привирая, как срывался в расщелины и лихо мыл золото в хрустальных водах горных ручьев.

Да, вечерок, что надо. Кондиционеры надрывались, и не зря - марево пятидесятиградусной жары бессильно терлось брюхом о белоснежный купол форта. Кое-кто всплакнул, а потом затянули старинную, смутную песню первых, разудалых переселенцев, чьи латаные колымаги отчалили полторы сотни лет назад из портов Солнечной Системы, далекой родины.

Дым стоял коромыслом, и грусть на вечерок отступила. Они засыпали дружной и грешной семьей, а проснулись... а просыпался каждый сам по себе, выбираясь из руин иллюзий и снов.

Утро судного дня прошло в хлопотах и перебранках.

Донья Эстебана решительно заявила, что в пречистый праздник Богородицы трудиться не станет и посвятит день молитвам. В ближних скалах она давно уже облюбовала крохотную пещерку, приладила там распятие, лампадку, вымела шероховатый базальтовый пол и занавесила узкий лаз цветной шелковый шторой.

Мати привстала на цыпочки, потянулась длинным, гибким телом, расчесала смоляные кудри и пообещала устроить постирушку. Обычно на ее симпатичной мордашке с крупными и чувственными чертами витала тень всеядного любопытства, однако сегодня скука и лень проступали в каждом зевке. Ванда мигом сообразила, что постирушка - это чудесный повод, чтобы провести день в купальне под зеленью сросшихся ив. Она мигом поддержала Мати. И обе заговорщически перемигнулись. Ванда была на десять лет старше Матфеи и настолько же моложе доньи Эстебаны. В наследство от родителей, которых она совершенно не помнила, даже не знала на какой планете, под каким небом упокоились их косточки, ей достались тонкие, правильные черты лица чистокровной землянки, белокурые волосы, строптивый нрав и недюжинный ум. Правда, рядышком с доньей, и уж тем более с Мати, она проигрывала грузноватой фигурой и какой-то полудетской неуклюжестью. Впрочем, пухлые плечи, сочные икры в естественном, прирожденном сочетании с порывистостью и скрытым до поры до времени темпераментом иногда сводят мужчин с ума куда быстрее, нежели точеные прелести писаных красавиц.